— Ну что, мы можем войти теперь?
— Гм... да,— человек в дверях в нерешительности потер свой подбородок.
Квины затаили дыхание. Их судьба повисла на волоске.
Эллери подумал, что, может быть, он недостаточно красочно обрисовал их положение. Нужно было бы исполнить настоящую трагическую сагу, чтобы смягчить гранитный камень, заменяющий этому человеку сердце.
Неожиданно мужчина хмуро проговорил:
— Подождите минуту,— и захлопнул дверь перед их носом. Он исчез так же неожиданно, как и появился. Квины снова остались в темноте.
— Ух, вот сукин сын! — злобно взорвался инспектор.— Видел ты когда-нибудь что-то подобное? А еще говорят о каком-то гостеприимстве в этой стране...
— Тс-сс...— прошептал Эллери.— Ты разрушишь все мои чары. Постарайся изобразить на своем злобном лице приятную улыбку, будь хорошеньким. Кажется, я слышу, что наш друг возвращается.
Но когда дверь распахнулась снова, на пороге стоял уже другой человек. Если можно так выразиться, человек совсем из другого мира. Это был высокий широкоплечий мужчина, одетый в твидовый костюм. Он приветствовал их теплой улыбкой.
— Войдите, пожалуйста,— сказал он низким, приятным голосом.— Боюсь, мне придется извиниться за отвратительные манеры моего слуги Боунса. Знаете, он немного побаивается ночных посетителей. Я приношу вам мои глубочайшие извинения. Что вы там говорили насчет пожара внизу,, на горной дороге? Да, входите, входите, пожалуйста!
Потрясенные таким проявлением гостеприимства после не слишком-то ласкового приема, оказанного им мрачным стариком, Квины, тяжело дыша и прищуриваясь от прямого света, вошли в переднюю. Все было как во сне.
Высокий приятный человек закрыл за ними дверь. Улыбка ни на минуту не покидала его лица. Квины оказались в теплой, уютной передней. Восхитительно!
Эллери со свойственной ему наблюдательностью заметил, что гравюра на стене, которую он мельком видел через открытую дверь, была хорошо выполнена с рембрандтовской картины «Урок анатомии». Пока хозяин возился с замком, Эллери не мог отделаться от чувства удивления по поводу характера человека, встречавшего своих гостей этим реалистическим изображением вскрытия голландского трупа. Холодок пробежал по спине Эллери от этих мыслей. Он искоса взглянул на холодные черты лица высокого человека, несколько смягченные приятной улыбкой, и приписал этот холодок своему физическому состоянию.
«У Квинов слишком сильно развито воображение,— подумал он.— Если у человека хирургические наклонности... Хирургические наклонности... Ну конечно же,— подавил Эллери улыбку.— Несомненно, этот джентльмен принадлежит к касте людей со скальпелем». Эллери сразу почувствовал себя гораздо лучше. Он посмотрел на отца, но, очевидно, эта деталь комнатного украшения ускользнула от внимания инспектора. Тот облизывал губы и принюхивался. Да, несомненно в воздухе носился аромат жареной свинины.
Что касается старого чудовища, которое открыло им дверь, то оно исчезло.
«Вероятно,— подумал с усмешкой Эллери,— удалился в свою берлогу и мрачно зализывает раны страха перед ночными посетителями».
В то время как путники проходили через переднюю, выжидательно держа в руках свои головные уборы, через полуоткрытые справа двери они увидели мельком большую комнату, единственным освещением которой был свет звезд, проникавший через стеклянные двери, ведущие на террасу. Несомненно, кто-то раздвинул шторы в этой комнате, пока их хозяин вводил их в переднюю. Может быть, это сделало то замечательное создание, которое хозяин называет Боунсом[2].
Но скорее всего, нет. Потому что до их слуха из этой комнаты донеслись звуки многочисленных перешептывающихся голосов, и среди них Эллери различил один женский голос. Но почему они сидели в темноте? Эллери снова почувствовал возвращение холодка. В этом таинственном доме было очень много непонятного. Ну и что же? Это его не касается. Не надо ни на что обращать внимание. Самое главное — скоро будет еда, так долго маячившая перед ним в его воображении.
Высокий человек прошел мимо двери, ведущей направо. Все еще улыбаясь, он предложил им следовать за ним и провел их по длинному коридору, который как бы перерезал дом от передней до задней стены и упирался в закрытую дверь, едва видневшуюся в конце этого коридора.
