Он продолжал колотить в дверь до тех пор, пока у него не заболели руки. Но все безрезультатно.
— Ну, брось,— простонал инспектор.— Какая польза, что ты, как дурак, отбиваешь себе руки? Пошли отсюда. «Холодный дом»... Ну, идем.
— Куда мы пойдем?
— А черт его знает куда! Придется идти обратно поджаривать бока, по крайней мере, внизу теплее.
— Я не пойду,— отрезал Эллери.— Я вытащу из багажника плед и устроюсь тут. Если ты, отец, достаточно благоразумен, то присоединиться ко мне.
Звук голоса далеко разнесся в чистом горном воздухе. Ему ответили только крики влюбленного кузнечика.
Вдруг без всякого предупреждения дверь дома открылась, и терраса осветилась прямоугольником света.
В проеме двери, озаренная светом сзади, чернела человеческая фигура.
Видение возникло так внезапно, что Эллери инстинктивно отступил, крепче сжимая электрический фонарик. Он слышал, как инспектор внизу заохал от приятной неожиданности этого чудесного появления дорогого самаритянина в тот момент, когда последние надежды угасли. По гравию проскрипели усталые шаги инспектора.
Фигура человека четко выделялась на фоне ярко освещенной передней, в которой Эллери мог разглядеть только лампу, ковер, довольно большую гравюру, угол стола и открытую дверь направо.
— Добрый вечер,— сказал Эллери, прокашливаясь.
— Что вам нужно? — неприятно прозвучал в темноте ночи голос видения. Голос был старческий, озлобленный, ворчливый, скрипучий на верхних нотах и грубо-враждебный на низких. Эллери прищурился. Из-за сильного света, падающего из передней и ослепляющего его, он видел лишь силуэт человека, обрамленного золотым светом сзади. Он напоминал фигуру, сделанную из светящихся неоновых трубок, фигуру, плохо свинченную, с длинными болтающимися руками и редкими волосами, торчащими на макушке, словно опаленные перья.
— Добрый вечер,— послышался голос инспектора, подошедшего к Эллери.— Простите, что мы беспокоим вас в такое позднее время. Но у нас случилось...— Он внимательно всматривался в обстановку передней.— Понимаете, мы тут попали в переделку...
— Ну, ну,— рявкнул человек,— ну и что?
Квины посмотрели друг на друга в недоумении. Не очень-то теплая встреча.
— Дело в том,— начал Эллери, криво улыбаясь,— что мы вынуждены были подняться сюда — я полагаю, это ваша дорога? — по причинам, от нас не зависящим. Мы думали, что сможем получить...
Понемногу они стали различать все детали. Человек оказался даже старше, чем они думали. Его лицо, твердое, как камень, походило на мраморно-серый пергамент с бесчисленными морщинами. Маленькие глазки, черные и неестественно горящие. Одет в грубую холстину, которая висела на его тонкой фигуре уродливыми вертикальными складками.
— Здесь вам не отель,— резко ответил он и, отступая, прикрыл дверь.
Эллери скрипнул зубами. Он услышал, что отец начал рычать.
— Но, Боже мой, послушайте,— воскликнул он.— Вы не понимаете, мы застряли здесь, нам некуда идти!
Прямоугольник двери сузился еще, оставалась только маленькая полоска света. Эллери почувствовал, что все их надежды гибнут.
— Вы находитесь всего в пятнадцати милях от Эскуэвы, — сказал человек сердито.— Вы не можете заблудиться, только одна дорога ведет от Эрроу-Маунтина. Вы доедете до широкой дороги в нескольких милях внизу, потом повернете направо и будете ехать прямо, пока не попадете в Эскуэву. А там есть отель.
— Благодарю вас,— рявкнул инспектор.— Пошли, Эллери. Это какая-то чертова страна. Боже мой, что за свиньи!
— Спокойно, спокойно,— сказал Эллери с отчаянием в голосе.— Вы нас не поняли, сэр. Мы не можем поехать по той дороге — там пожар.
Последовала маленькая пауза. Дверь опять приоткрылась.
— Вы говорите, пожар? — подозрительно спросил человек.
— Целые мили в огне,— крикнул Эллери, размахивал руками. И он начал оживленно объяснять старику ситуацию: — Все объято пламенем. Подножие горы — сплошное море огня. Чудовищный пожарище! Пожар Рима — детские игрушки, просто маленький костер по сравнению с этим. Понимаете? К огню нельзя подойти без риска для жизни, ближе чем на полмили. Немедленно превратишься в пепел, не успеешь даже произнести слово «абракадабра».— Он перевел дыхание и более внимательно вгляделся в лицо незнакомца. Затем, проглотив гордость, приветливо улыбнулся ему и, в предвкушении воды, пищи и теплого ночлега, по-детски, нежно спросил:
