— Вы не поняли, — так же торопливо продолжала я. — Вы, может быть, не узнали меня?
— Напротив, богиня, — в голосе появилась насмешка, — я отлично узнал вас. Но ваши дела меня совершенно не касаются, вернее, у меня сейчас на вас нет времени.
— Это касается не только меня, но и вас. — Я тоже успокоилась. — Я хотела бы поговорить с вами насчет поездки в Москву.
— Оставьте Москву в покое, — взорвался он, — и не звоните сюда больше! — закричал художник и бросил трубку.
Раздались короткие гудки. Вот так номер! Он даже не удосужился меня выслушать. Конечно, я виновата, что не передала письмо. Наверное, из-за этого у него неприятности. Я ведь вообще могла бы на него плюнуть и забыть, но теперь мне было точно известно, что ему грозит опасность. Нет, я просто обязана его предупредить. Рассказать о письме тоже придется… Не сомневаюсь даже, что он начнет ругаться, но это уже дело десятое.
Так. К Карчинскому лучше всего отправиться ближе к вечеру, а сейчас не мешает навестить родную редакцию.
Родная редакция привычно гудела, галдела, шумела, переваривала потоки информации, точной и лживой, фильтровала ее, компоновала и прессовала, выдавая на-гора доверчивому читателю. В последние дни я как-то выпала из всей этой суеты, занимаясь своими, но чаще чужими делами. Конечно, Пошехонцев начнет орать, узнав, что очередная статья еще не готова, но пусть… Начальству, собственно, орать положено по штату. А нам, сотрудникам, положено его слушать.
Я очень удивилась, когда не обнаружила на своем столе привычные завалы, да и Лильки не было.
— Куда подевалась? — задала я вопрос самой себе, но произнесла его вслух.
— Это ты про нашу королевну? — тут же материализовался за моей спиной Семен Гузько. — Так у народа бы спросила.
Я повернулась к нему и остолбенела на месте. Семен Гузько! Своей собственной песьей персоной стоял передо мной причесанный, отутюженный и даже благоухающий каким-то дорогим одеколоном. Даже рубашка застегнута на все пуговицы, даже засаленная жилетка, с которой он, похоже, не расставался половину жизни, отсутствовала. И брюки на коленях не вздувались пузырями. Неслыханно! И ботинки начищены. Невиданно! Метеорит, что ли, упал на нашу редакцию и так преобразил Семена Гузько? Странные метаморфозы, однако, могут произойти с людьми.
— Любуешься? — ехидно спросил он, небрежно разглядывая меня. — И нравится?
— А с чего это ты вдруг, Семен? — спросила я. — Что-то важное случилось?
— Случилось. — Он довольно хмыкнул:
— У меня роман, понятно? С нашей примадонной. Вот так, Леда.
— С примадонной… — Я пыталась сообразить. — Ты шутишь…
— Все сначала тоже так думали, — он горделиво выпятил грудь, — но Ирка никогда не церемонилась и при всех объявила, что мы станем любовниками.
— Ирочка Кривцова? — Я совершенно обалдела. — Но ведь она… но ведь ты…
— А что тут такого? — Он снисходительно сощурился. — Закручу с девочкой роман, наиграюсь вволю, а потом дам отставку. То-то вы всегда со своей толстухой смотрели на меня как на недоделанного. А вот Ирка разглядела во мне настоящего мужика.
— Семен, — я начала приходить в себя, — а если она с тобой поиграется и бросит? Если ты ей понадобился для забавы?
— А мне все равно, — заявил он и придвинулся ко мне. — Я тебе скажу, потому что ты единственная нормальная баба здесь и я давно тебя знаю. Я тоже всегда думал, что наша примадонна для меня недоступна. Утонченная вся, шикарная, а я как шелудивый пес рядом. Ей, скорее всего, действительно поиграть захотелось, вот она при всех и сказала… Но мне все равно, понятно, я хоть раз поиметь ее хочу, чтобы она тоже почувствовала, что нельзя людей своим высокомерием унижать. Пусть тоже себя униженной почувствует. Я ведь не слепой, вижу, как на нее теперь смотрят…
— Неужели ты такой злой, Семен? — Я слегка отстранилась от него.
— А мне, может, тоже надоели все эти ваши… игры, — выдохнул он. — Я тоже хочу позабавиться. Могу я хоть раз в жизни посмеяться? Могу и посмеюсь, чтобы вам, сукам, тошно стало. — Он с ненавистью посмотрел на меня и отошел.
Я опустилась на стул и вытащила из сумочки сигарету. Нет, в курилку я не пойду, а вкус сигареты, может, отобьет тот тошнотворно-неприятный осадок, что оставил после себя разговор с Гузько. Ну и дела! Интересно, о чем Ирочка думает? Спокойно, у нее всегда голова соображает. Не из тех. она, чтобы позволять разным Гузько топтать себя. Нет, Ирочка достаточно умна. Она еще преподнесет нашему песику какой-нибудь сюрприз. От этих мыслей я повеселела.
