– Большие суммы? – спросил Розовски.
– Нам бы с тобой хватило на то, чтобы перестать копаться в этом дерьме, – сообщил инспектор. – Во всяком случае, речь идет о цифре с шестью нулями. Долларов, разумеется.
– Пункты обмена валюты… Надо же! – Натаниэль покачал головой. – Но ты говоришь: почти доказана причастность. Что значит: почти?
– То и значит, – ответил инспектор. – Они уверены, но прямых доказательств нет. Потому сей господин и сумел уехать.
– Деньги не найдены?
– Нет.
– А что с его смертью? Вы проверяли сведения о катастрофе?
– Странный ты человек, Натан, – инспектор Алон покачал головой. – У тебя, после увольнения, весьма своеобразное представление о нашей работе… Конечно, проверяли. Машина в лепешку, личности устанавливались по документам.
– Бедный Шмулик, – Розовски вздохнул. – Я говорил, что он плохо кончил… – Он замолчал. Инспектор сказал после паузы:
– Как ты понимаешь, мы постарались выяснить, кто направлял Ведерникову гостевой вызов.
– И кто же?
– Яновская. Белла Яновская. Теперь у меня появилось очень большое желание задать этой даме несколько вопросов. Не сейчас, конечно, а через пару дней, когда она прилетит из Москвы. Что скажешь?
Розовски, казалось, не услышал ответа. Он уставился в одну точку и меланхолично разминал пальцами незажженную сигарету. Табак сыпался на темную полированную поверхность стола.
– У тебя нет зажигалки? – спросил инспектор.
– Что? – словно очнувшись, Натаниэль посмотрел на полупустую сигарету и на засыпанный табаком стол. – Нет, спасибо, просто не хочется курить, – он отложил сигарету в сторону.
– Ну, слава Богу, – Ронен усмехнулся. – А то на тебя словно столбняк какой-то напал.
Натаниэль засмеялся.
– Все в порядке, дружище. Я просто задумался. Ты спросил меня о чем-то?
– Я сказал, что хочу задать Белле Яновской несколько вопросов.
– Задавай, – произнес Розовски безразлично. – Прямо в аэропорту, – он протянул руку и взял документы, привезенные инспектором. – Что это за список?
– Где? – Алон привстал, заглянул в лист. – А… список банков, пострадавших от грабителей. Вернее, список их обменных пунктов в разных городах.
– Ясно… – Розовски пролистал остальное. – Это копии? Или оригиналы?
– Конечно, копии. Оригиналы в Управлении.
– Можешь оставить мне?
– Оставляй, я для тебя копировал.
Натаниэлю приснился совершенно идиотский сон: будто из России, очередным авиарейсом «Эль-Аль», вместе с репатриантами прилетел мессия и явился в его агентство. Мессия был как две капли воды похож на Наума Бройдера.
– Женись, – строго сказал мессия голосом Нахшона Михаэли. – Сделай своей маме чуть-чуть радости.
– Скажи ему, скажи, – заявила невесть откуда появившаяся мать. – Мама для него уже никто.
– Мама, это не так, – отвечал Натаниэль, – но на ком же мне жениться?
– Это я тебе сделаю, – ласково пообещал мессия. – Я тебе дам невесту.
И в агентстве появилась Белла Яновская, с ослепительной улыбкой и револьвером в руке.
– Он согласен? – спросила она, обращаясь к мессии.
– Куда он денется? – ответил тот. – Он же знает, что если он не женится, то евреи не построят Третий Храм. А значит, моя репатриация не имеет смысла.
– А если женюсь? – спросил Розовски. Самое интересное, что он осознавал, что это сон, причем абсолютно нелепый, но, тем не менее, участвовал в нем.
– Если женишься на Белле, я поговорю с Яшей Левиным, и он нарисует твой портрет, – торжественно сообщил Бройдер-мессия. И добавил: – Бесплатно.
На этом месте сон стал уже совсем глупым, и Натаниэлю не оставалось ничего иного, кроме как проснуться. Что он и сделал.
В комнате было темно. Спросонок Розовски решил, что опущены жалюзи. Но через мгновение до него дошло: просто до утра еще далеко. Он щелкнул кнопкой настольной лампы. Часы показывали без четверти три.
Спать не хотелось. Он сел на постели, нашел пачку сигарет, привычно пробормотал что-то о вреде курения натощак и жадно затянулся дымом.
– Чертов сон… Мессия какой-то… Господи, что за чушь мне последнее время снится, – проворчал он.
Хотелось то ли есть, то ли пить. Он раздавил недокуренную сигарету в пепельнице и прошлепал в кухню. После невероятно душного дня холодные плитки пола доставляли некоторое облегчение.
