– Да, – пробормотала леди Милдред. – Вы не будете возражать, дорогой Родерик, если я пойду? Видите ли, мне все равно никогда этого не понять, и я очень устала. Мне кажется, скорбь одна из самых утомительных эмоций, не так ли? Трой, дорогая, вы ведь присмотрите за бедным Родериком, хорошо? Дональд вернется поздно, и я не знаю, где он.
– Думаю, он повез домой Бриджет, – сказал Аллейн, открывая перед Милдред дверь. – Эвелин и ее мужу хотелось побыть одним, а в приемной оказался Дональд, готовый помочь.
– По-моему, он очень привязан к ней, – сказала Милдред, задерживаясь у двери и глядя на Аллейна полными слез глазами. – Она славная девочка, Родерик?
– Очень славная. Думаю, она присмотрит за ним. Спокойной ночи, Милдред.
– Спокойной ночи.
Аллейн закрыл за ней дверь и повернулся к Трой.
– Можно, я задержусь еще ненадолго?
– Да, сделайте одолжение. Я хочу услышать конец. – Трой искоса посмотрела на него. – Каким наметанным должен быть ваш глаз! Заметить крупинки чистящего порошка на гравировке портсигара – что может быть поразительнее? А что еще вы заметили?
– Я заметил, что хотя ваши глаза серого цвета, в них есть маленькие зеленые крапинки, а радужная оболочка обведена черным. Я заметил, что, когда вы улыбаетесь, ваше лицо становится асимметричным. Я заметил, что безымянный палец на вашей левой руке чуть испачкан киноварью с внутренней стороны, там, где его должно закрывать кольцо; из этого, мисс Трой, я делаю вывод, что вы пишете маслом и не так гордитесь своими прелестными пальчиками, как должны бы.
– Пожалуйста, расскажите мне, чем закончилось ваше дело.
– Куда охотнее я рассказал бы о вашем деле. С момента нашей сегодняшней встречи, в те немногие свободные минуты, что я мог ему уделить, я изучил его всесторонне и принял решение получить ордер на ваш арест. Обвинение: препятствование сотруднику полиции в исполнении его служебных обязанностей.
– Оставьте вы свою чертову игривость.
– Хорошо. На чем я остановился?
– Вы остановились на третьей улике против Дэвидсона.
– Да. Третий пункт состоял в способе совершения убийства. Думаю, Банчи не стал бы возражать, если бы узнал, что, даже описывая его смерть, я думал о женщине, с которой говорю. А вы как считаете? Он был очень умным и понимающим человеком, с нужной долей грубоватой иронии. Уверен, Банчи прекрасно понимал, как недолговечен первый острый приступ скорби. Если бы только люди соглашались в этом признаться. Что ж, Трой, тот, кто его убил, знал, что задушить человека, в сущности, довольно легко, а я полагал, что не всякий обладает таким знанием. Единственным признаком насилия на теле был небольшой шрам – след, оставленный портсигаром. Врачу следовало знать, что усилие потребуется совсем небольшое, а врач, пользовавший Банчи, должен был знать, каким хорошим союзником убийцы станет слабое сердце жертвы. Дэвидсон рассказал мне о состоянии его сердца, понимая: я все равно дознаюсь, что он осматривал Банчи. В нашей беседе он владел собой просто великолепно, этот милейший сэр Дэниэл. Он умен как черт. Сегодня мы обыскиваем его дом, Фокс уже отправился. Но думаю, мы ничего там не найдем, кроме, быть может, рокового портсигара. У меня больше надежд на письменный стол Димитри. До него я вчера не смог добраться.
– А что с плащом и шляпой?
– Это подводит нас к любопытному эпизоду. Мы ищем плащ и шляпу с четырех утра вчерашнего дня, но так и не нашли их. Мы приняли все обычные в таких случаях меры – обшарили мусорные ящики и так далее, а также известили отделения почтово-посылочной службы. Сегодня днем мы услышали о посылке, которую кто-то оставил вчера в час пик в одном из отделений. Она была сверх меры обклеена двухпенсовыми марками и адресована куда-то в Китай. Адрес был написан печатными буквами, а это излюбленный прием нашего шантажиста. Увы, посылка уже ушла, но надеюсь, все же есть шанс, что мы отследим ее. Впрочем, довольно слабый. Ну а теперь ответьте-ка, умница моя, у кого вероятнее всего есть неограниченный запас двухпенсовых марок?
– У кого-то, кто выдает расписки?
– Будь я проклят, если вы не молодчина! Права, как всегда, сказала Герцогиня
