Таким был этот полуграмотный мужик, которому, забыв о реабилитациях Берии, присвоили лавры разрушителя культа личности Сталина. Эпоха его правления, несмотря на безумные поступки, повлекшие гибель десятков тысяч людей, названа «хрущёвской оттепелью»…
Начни подсчитывать число жертв, находящихся на совести Берии, Жукова и Хрущёва (список преступлений Никиты Сергеевича только с 1953 по 1964 годы приведен в главе «Заговор Хрущёва») — неизвестно, чья чаша перевесит…
Прошли годы. Жуков остался неприкасаемым народным любимцем, а Хрущёву — за доклады на XX и XXII съездах КПСС и разрешение опубликовать «Один день Ивана Денисовича» — демократическая общественность простила многое. В том числе и 14 сентября 1954 года, когда по приказу Хрущёва 40 тысяч военнослужащих были брошены Жуковым в ядерный ад на Тоцком полигоне под Оренбургом. Три четверти вскоре умерли от ожогов и лучевой болезни. Выжили единицы. Назвать военные учения трагической ошибкой нельзя. Катастрофические последствия ядерного взрыва после ужасов Хиросимы и Нагасаки были уже известны всему миру.
Владимир Карпов, из книги «Маршал Жуков: Опала»:
«Семьи военнослужащих накануне взрыва были эвакуированы в Сорочинск. А после взрыва они сразу же вернулись в свои повреждённые финские домики, начали наводить порядок, сметали радиоактивную пыль обычными тряпками, и жёны стирали одежду мужьям, вернувшимся с учений. А спустя некоторое время началось: выпадали волосы и зубы, болели кости, покидали силы. Тридцатилетние, недавно могучие мужчины превращались в дряхлые развалины»[231].
Упомянуть в своих воспоминаниях об оренбургской трагедии Хрущёв не посмел. Его сын Сергей Хрущёв, с 1990 года проживающий в США (как любят дети советских вождей жить на Западе!), переписывая мемуары отца, также забыл упомянуть оренбуржцев. Зачем? Пугая страну мифическими, приди Берия к власти, жертвами, Хрущёв забыл о 40 тысячах жизней, загубленных им в оренбургских степях…
Руководитель учений, министр обороны СССР маршал Жуков во многократно переизданных мемуарах также постеснялся повиниться перед родственниками своих жертв. Зато оба, не стесняясь в эпитетах, клеймят злодея Берию.
Хрущёву, чьи воспоминания первоначально были изданы в США, никто не мешал покаяться. Побоялся. Запущенные им же слухи о насильственном противостоянии Сталину в мемуарах отсутствуют. Не стал он пилить сук, на котором сидел.
Невинной овечкой прикинулся Хрущёв и тогда, когда начал рассказывать сказку о «ленинградском деле» — мол, в отсутствие коллегиального руководства, материалов не видел, протоколов допросов не читал, подмахнул приговор, не вчитываясь в детали, доверившись коварным Маленкову и Берии. Ну прямо дите непорочное! Спинка не чешется? В том месте, где у ангелов крылышки прорастают?
Ему легко было излагать созданную им легенду, после того как в 1957 году на июньском пленуме, когда разбирался «Вопрос о преступной роли Г. М. Маленкова в организации “ленинградского дела”», выяснилось, что Маленков почти полностью уничтожил все документы. А раз нет документов — некого обвинять.
Хрущёв вспоминал, как Каганович просил его найти подписанный всеми членами Политбюро документ о применении пыток и избиений арестованных, который надлежит уничтожить. Какова реакция Хрущёва? Возмущение? Гнев? Нет, он вздохнул с облегчением: «Я потом искал его в секретариате ЦК и в секретных документах, но такого документа не нашли. Видимо, Сталин его ещё раньше уничтожил»[232].
Но Сталин ли? С какой целью? У него никогда не возникали сомнения в своей непогрешимости, и ему не снились страшные сны, в которых приходится отвечать за содеянное. Душа дрожала у членов Президиума ЦК КПСС (так с 1952 по 1966 годы, с XIX съезда ВКП(б) и до XXIII съезде КПСС называлось Политбюро), которые, по уже приводимым воспоминаниям Болдина, сразу же после смерти Сталина ринулись в кремлёвский кабинет вождя, дрожащими руками вскрыли его личный сейф и быстро разобрали бумага, имевшие к ним личное отношение. Кто-то схватил искомый документ раньше Кагановича и Хрущёва и… (съел, сжёг, разорвал в клочья, спустил в унитаз
