— Не будь ребенком, Виктор, спроси сам хозяйку. Ты вполне можешь объясниться. Испанский очень близок к итальянскому… Именно в такие заведения следует ходить, Джон, — зажурчала мисс, когда колумбиец удалился. — Это настоящая итальянская траттория для простых венецианцев, для рабочих, а не для туристов. Здесь нам подадут простую еду и простое вино. Я заказала бутыль «Кьянти». Двухлитровую. Я вижу, вы оба замерзли и помрачнели… Удивительно, насколько мужчины более хрупкие существа, чем женщины…
— У нас больше мышц, мы расходуем больше мышечной энергии, потому нам требуется больше пищи… К тому же не забудь засчитать выкуренные джойнты. После травы я лично способен пообедать пару раз…
— Ай эм сори, я очень извиняюсь, мой мускулистый мужчина! — пропела мисс и положила руку на руку Галанта. Потерла руку.
«Она хочет ебаться», — понял Галант внезапно, и почему-то это ему не понравилось. Он вспомнил, что до этого она заявила, что южные перченые блюда способствуют мужской потенции. Он поглядел на мисс внимательней. Черная помада давно размазалась по тем местам у губ, где ее быть не должно, может быть, от пребывания на холодном ветру экземные чешуйки на лбу и шее приподнялись и были хорошо видимы. Зеленые волосы спутались и, бесформенные, возвышались над головой англичанки шаром колючей проволоки. «Чучело! — подумал Галант. — Городская сумасшедшая. Встретив такую на парижской улице, подумаешь, что она клошарка. И это дочь лорда! Впрочем, откуда я знаю, что она дочь лорда. Может быть, она сочинила лордство своему папочке. Что я делаю с ней в этом ресторане и в этом городе?!»
Поймав его взгляд, мисс Ивенс кокетливо-ласково улыбнулась ему. «Она думает, что я ей любуюсь! — озарило его. — Это чучело, эта клошарка!» Он попытался представить себе другую женщину на месте мисс. Из тех, что ему нравились. Нравились Джону гордые высокие леди-блондинки. Однако, попытавшись мысленно усадить их одну за другой на место, занимаемое Фионой Ивенс, он обнаружил, что ни одна из идеальных женщин на старый стул траттории не усаживается. Все они оказались неуместны на этом стуле. Всех их он почему-то без сожаления, едва усадив, высаживал. За истеричность и капризность. За то, что они немедленно начинали жаловаться. На холод Венеции. На жажду. На стертые в кровь ноги. На то, что траттория находится в полуподвале и что в ней крепко пахнет кислым паром варящихся моллюсков и спагетти. На то, что хозяйка вытирает руки о несвежий фартук и что клеенка сшелушилась на углах. Что в вине, налитом Фионой Галанту (Фиона выхватила бутыль из рук мамаши-толстухи), плавают мелкие крошки пробки. И что две собаки трутся о ноги…
— Как тебя зовут, dog? — ласково обратилась мисс Ивенс к черной кудлатой дворняге. С теми же интонациями, с какими она обращалась к людям. И дворняга, завиляв хвостом, счастливо поглядела на мисс, очарованная звуками ее сладкого голоса. — А ты? Как зовут тебя? Рыжик? — разломила свое внимание надвое мисс. — Какие прекрасные собаки, хорошие венецианские животные…
«Нет, — понял Галант, — мисс Ивенс не так легко выставить со стула. Она юродивая, да, и смахивает на клошарку иногда, но она удивительно реальна, и в ней столько воли и… удобства… Ну и что плохого, если женщина удобна в обращении? — спросил он себя. — Ничего плохого. Даже ее эгоизм, по сути дела, невинен. Ну, нравятся ей старые камни до степени забытья, до того, что спутники временно отступили на второй план, ну и что? В конце концов, она забылась лишь на пару часов. Почему она все время должна помнить о нуждах Джона и Виктора?»
— Тебе уже лучше, Витторио? Сейчас нам принесут паэлу… — приветствовала мисс появление колумбийца.
Галант выиграл пари против самого себя. Виктор появился из-за кулис умытый, причесанный и наодеколоненный. В одном из карманов плаща у него, по-видимому, всегда находился флакон одеколона…
Толстуха без церемоний водрузила в центр стола еще раскаленную, с печи, закопченную кастрюлю с рисом и вкрапленными в рис мясистыми креветками и трупиками других морских животных, из которых Галант опознал только кальмаров. Простота сверхъестественная очень понравилась мисс Ивенс, отметил Галант, и не была одобрена латиноамериканцем. Взяв бутыль, толстуха долила им бокалы вином и оставила их в покое. Удалилась к своей шумной семье в углу зала. Кроме них, в траттории не было посетителей.
