Как все сирены, мисс Ивенс пела абстрактные, но красивые песни ни о чем, в сущности. Больше всего о болезнях и аллергиях. Но моряки стекались, завороженные. Тем более что сирена еще сопровождала пение скручиванием (и очень профессиональным!) марихуанных джойнтов. Истосковавшись по родному американскому продукту, стекались, в основном, американские гости Галанта.
— Долой гашиш, да здравствует марихуана! — выкрикнул артистический директор журнала «Модерн-эйдж» Ронни Кобальт, обращаясь к своему эдитор-ан-шеф, когда Джон уселся рядом с ним на пол. — Happy birthday, boss! — и протянул ему джойнт.
Мисс Ивенс в это время уже скручивала следующий, признаваясь одновременно в своей аллергии к апельсинам. Если бы он не взял джойнт, он не оказался бы сейчас в Венеции. «Долой гашиш!» — Эдитор-ан-шеф впился в джойнт. Дела журнала и его личные были плохи.
Он открыл глаза, но долго не мог понять, где он находится. Перед ним была стена, но это не была ни одна из стен его квартиры. Его стены были старые, мутно-грязно-желтые. Стена, в которую упирался взгляд, была розовой. Он поднял глаза. Слишком скоро взгляд уперся в срез потолка. Потолок был белый. Потолок висел над ним слишком низко. Он проснулся в очень низкой комнате, понял он. Пожалуй, если он встанет, то не сможет выпрямиться. «Я не дома», — понял он. И пошевелился.
«Good morning…» — пропел над ним сладкий голос и окончательно спутал начинавшие было налаживаться его представления о пространстве. Над его головой, в амбразуре непонятной дыры в стене, появилось лицо. Пять морщин на лбу, облупившийся округлый носик и средиземноморский куст волос авокадо. Все это продолжалось голым белым телом, очертания его расплывались в глубине дыры. Тело опиралось на локти. Груди свисали мешочками. Видимые снизу, они явились ему в странном ракурсе.
— Good morning… ça va?[2]
— Ça va, — сказал он. — Я, кажется, напился вчера.
— Да, — подтвердила обладательница грудей-мешочков. Безо всякой тревоги или осуждения, но радостно. — Очень напился и накурился. Но ты держался молодцом до самого конца. Только у меня здесь ты свалился, и нам пришлось раздевать тебя. Ты помнишь, как меня зовут?
— Нет, — признался он.
— Молодец! — Она захохотала смехом серебряного колокольчика из хорошей семьи. — А ты знаешь, где ты?
— Нет.
В норе, из которой она выглядывала, зафыркали. Очевидно, там находилось по меньшей мере еще одно человеческое существо.
— Я — Фиона. Фиона Ивенс. И ты у меня дома. На Монмартре. Рю Лепик.
— Я хочу в туалет, — сообщил он хмуро. — Где это?
Ему сделалось неудобно перед женщиной, назвавшейся Фионой Ивенс. Раздевая его, она, вне сомнения, увидела его рваные носки. И одряхлевшие трусики. Несмотря на великолепие верхнего слоя: токсидо, бабочки и рубашки со стоячим, как следует, воротничком, эдитор-ан-шеф англоязычного журнала «Модерн-эйдж» боролся за существование. Вышло только два номера журнала, тиражом в тысячу экземпляров каждый. Непроданные, почти все они лежали в квартире артдиректора Ронни Кобальта.
— Вниз по лестнице. Осторожно. Дверь налево.
Он сел и только тогда увидел, что находится на помосте, как бы на лестничной площадке. Довольно далеко внизу он увидел ползала. Назвать помещение комнатой было бы неверно — большое, оно имело несколько великолепных высоких и широких окон, закрытых сейчас шторами. Сквозь щели вливался свет, и блики зимнего солнца дрожали на различных предметах. Он сумел различить стол и на нем — крупную пишущую машинку в сером футляре. Осторожно ставя ноги на ярко-желтое дерево ступеней, он стал спускаться с антресолей. Спустившись, он попал вначале на кухню, поискав, обнаружил ванную, и только третья по счету дверь привела его в туалет. Отлив и поглядев на себя в зеркало (оттуда на него взглянул рассеянный Джон Галант, и волосы надо лбом Галанта, кажется, еще больше поредели за последнюю ночь), он убедился в реальности собственного существования. Умываясь, он свел временные концы с концами. Вчера он каким-то образом пересек Париж и попал в квартиру новой знакомой — англичанки мисс Ивенс. Однако он не мог вспомнить, как и при каких обстоятельствах он покинул свое жилище. Оставались ли еще там гости, или все ушли, и запер ли он квартиру. Он решил спросить об этом мисс Ивенс.
