— Да, — улыбнулся он, — посмотрите, какой оркестр! Самый лучший! Уж я-то знаю в этом толк.
И действительно, оркестр играл «Рапсодию в стиле блюз» Гершвина. Худощавый саксофонист в джинсовой выцветшей рубашке выводил рулады, закрыв глаза. Он был весь погружен в музыку. Когда он закончил соло, публика разразилась аплодисментами.
— Класс! — только и смог вымолвить Денис.
Я была в восхищении и очнулась только после того, как поддельный Элвис воскликнул:
— А теперь, дамы и господа, ламбада!
На площадку перед ансамблем повалили веселые пары, отчаянно крутя бедрами.
— Валерия! Какой сюрприз! — я обернулась и увидела Лину, свою знакомую из Тель-Авива, шатенку в брючном костюме цвета морской волны.
То есть сейчас она была не шатенкой. Ее короткие волосы сияли огненно-красным цветом, а прореженная челка контрастировала платиновым оттенком.
Мы расцеловались, едва касаясь воздуха около щеки друг дружки.
— Шикарная свадьба, не правда ли! — немного в нос произнесла богемная Лина. Мимо нас стайка официантов в черных фраках проносила подносы с горячим. Она проводила их глазами и, не меняя интонации, спросила: «Я слышала, ты влезла в политику?»
Сама того не желая, я принужденно рассмеялась:
— Ты, как всегда, знаешь все!
— Работа такая, — усмехнулась она.
Лина Коган работала в популярной русскоязычной газете и на радио. Блистая великолепным ивритом, она брала интервью у членов Кнессета и заезжих гастролеров, деятелей искусства и щедрых филантропов. Интервью получались небанальными, в них проявлялась человеческая сущность говорившего, и к Лине всегда стояла небольшая очередь желающих быть проинтервьюированными. У ней было две особенности. Первая: она курила только длинные тонкие пахитоски, которые не импортировались в Израиль и поэтому ей все привозили их из-за границы. Это было что-то вроде борзых щенков. И во-вторых, если Лина не говорила за деньги, то есть не брала интервью, она пересыпала свою речь нежным матерком, не стесняясь называть вещи своими именами. Окружающих, не знакомых с ней, эта манера слегка шокировала, а ее друзья воспринимали пикантные пассажи, как нечто само собой разумеющееся.
Мы познакомились в Ашкелоне, когда Лина приехала интервьюировать Куклачева с кошками, купившего виллу в нашем городе на берегу Средиземного моря. Артист предложил переименовать Ашкелон в Кошкелон и организовать здесь стационарный кошачий цирк. Я в это время заехала к нему с бумагами, и Куклачев, большой любитель окружать себя не только кошками, но и красивыми женщинами, предложил остаться и посидеть с ним и с Линой. Я бы и забыла об этой встрече, но спустя несколько месяцев мы снова встретились с ней на презентации вышедшей в Израиле книги Михаила Веллера, автора «Легенд Невского проспекта», и там Лина встретила меня как старую знакомую — она никогда не забывала имен и фамилий, это была профессиональная черта.
— Значит, Вольфы с Тишлерами все-таки породнились! — торжествующе сказала она.
— А что? Были какие-то препятствия? Монтекки и Капулетти?
— Ты что, не знаешь? — Лина удивленно посмотрела на меня.
— Нет… Просвети, — ответила я.
— Эх ты, а еще политиканша. Тишлер — подрядчик. Гостиницу «Экселенц» он построил. Отхватил хороший куш, но чуть не разорился на росте доллара — ведь все стройматериалы из заграницы везли.
— Ну и что они с Вольфом не поделили?
— Подряд на марину!
— Какую Марину? Они же оба женаты…
— Ох, Валерия, не выводи меня! Марина — это причал для яхт с шикарным яхт-клубом и гостиницей. Тишлер думал, что на правах родственника он захапает себе жирный кусок, а Вольф устроил открытый конкурс. Правда, мне кажется, — тут Лина внезапно понизила голос, — что Беньямин будет первым среди равных.
Мимо нас прошли Вольф с высоким мужчиной в черном костюме. Лина внимательно посмотрела им вслед и щелчком сбросила пепел с пахитоски. У Руби покраснело лицо, и он цепко держал своего спутника
— А это кто? — спросила я, когда пара удалилась.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Но он не израильтянин. У нас только раввин и официанты в черном. Глянь…
Я посмотрела в ту сторону, куда показала Лина. Седовласый плотный раввин с окладистой бородой, в черном лапсердаке, сновал между столиками и раздавал свои визитки. Что ж, как говаривали классики, без рекламы нет прогресса.
