— Перестаньте метаться, Макс, — наставительно произнесла она.
Бэлл, казалось, уже отключилась от этой сцены. Ее старые карие глаза смотрели как бы вовнутрь, а губы бесшумно шевелились. Вдруг она повернулась к Кэмпиону.
— Мой дорогой, — сказала она. — Но ведь я просила вас сказать мне… Какая разница, когда вы мне это скажете? Что все это значит? Кого они подозревают? Линду?
Мистер Кэмпион сжал ее руку, по-прежнему касавшуюся его ладони.
— Это всего лишь идиотская идея Станисласа, — произнес он неловко, — и, право же, беспокоиться тут не о чем!
Бэлл кивнула, не слушая его.
— О дорогая, — горько повторяла она, — о дорогая!
Макс и донна Беатрис оба позабыли о своем эффектном препирательстве, застыв от изумления.
— Линда? — извергла «Муза Лафкадио». — О, как это опасно! Как ужасно! О Бэлл, мы должны что-то предпринять. О-о! Как это опасно!
Макс встал перед Кэмпионом. У него был уже не такой экзальтированный вид, и он выглядел человечнее, чем когда-либо на памяти Кэмпиона.
— Это что же, очередная глупость Скотлавд-Ярда? — с горечью спросил он.
Поддавшись тревоге, мистер Кэмпион как бы вычеркнул что-то жестом.
— Ну ладно, — сказал он. — Дело в том, что мотив преступления имеется. Смешно сказать, конечно, но Дакр был женат на Розе-Розе. И это внушило инспектору… — он замолчал, не договорив.
— Дакр женился на маленькой натурщице? — вскричала донна Беатрис. — О, как это ужасно! О бедная Линда! Я понимаю, что могла она чувствовать. Бедная девочка! Должна ли я пойти к ней?
Макс и Кэмпион одновременно рванулись в ее сторону, как бы намереваясь остановить эту добрейшую даму силой, если понадобится.
Бэлл с суровым выражением, застывшим на ее лице, обратилась к Беатрис.
— Не будьте дурой, Гарриэт! Мы должны быть вместе и придумать, что нам надо предпринять. Разумеется, никто и не сомневается в невиновности бедной девочки, но ведь не каждый ее знает, как мы… Алберт, дорогой, что же нам делать?
Донна Беатрис начала рыдать. Ее изящные всхлипывания, наверное, были самым неприятным в мире звуком, и они довели состояние остальных присутствующих до почти невыносимого. Бэлл начала дрожать. Кэмпион видел, как она пытается сдержать слезы и старается не потерять нить мысли.
О Максе они на время забыли, поэтому, когда он заговорил, его протяжная речь их всех как бы отрезвила.
— Мои милые друзья, — сказал он, — прошу вас не волноваться и не переживать. Я думаю, это дело можно немедленно прояснить, и если вы, Бэлл, позволите мне воспользоваться телефоном, я думаю, все скоро прекрасно уладится.
Он прошел через всю комнату со всем присущим ему старомодным изяществом и, усевшись перед аппаратом, начал набирать номер.
Они стали прислушиваться, как это всегда делают люди, Присутствующие при чужом телефонном разговоре, с тем ощущением полудозволенного соглядатайства, которое тем не менее содержит что-то притягательное.
— Алло, это вы, миссис Леви? Говорит Макс Фастиен. Я могу переговорить с Айзадором? — Он помолчал и послал им ободряющую улыбку. Кэмпион припомнил, что Айзадор Леви был весьма пронырливый коренастый джентльмен, помогавший Максу Фастиену в его бизнесе на Бонд Стрит. — Алло, это вы, дружище? Послушайте. У меня мало времени. Вы должны послать мисс Фишер на выставку Пикассо. Она знает мою точку зрения и должна подготовить мою статью на этой неделе. Теперь слушайте… — Он продолжал говорить, явно игнорируя какие-то вопросы, поступавшие с другого конца провода. — Американец, вы знаете, кого я имею в виду, по-видимому, прибудет завтра. Покажите ему одного лишь Дега. Вы поняли? Ничего больше. Только Дега. Вы должны посетить зал в Лимингтон Касл без меня. Наша крайняя цена — пятнадцать тысяч. Ни одним пенни больше. Мы не будем ее возвращать, не спорьте, мы не станем ее возвращать!.. — Он помолчал слушая, потом снова заговорил, и его тон был настолько озабоченным, а слова произносились с таким трудом, что Кэмпиону показалось — человек еле вымучивает их, испытывая какое-то огромное напряжение. — Да, — произнес Макс Фастиен в трубку, — да, я должен уехать. На два или три дня… может быть, и дольше. Что? Что-нибудь важное? Да, в определенном смысле. Я полагаю, что так. — Макс поднял трубку вверх микрофоном и поглядел на притихшую группу около камина. Когда он убедился, что их внимание направлено целиком на него, он еще раз обратился к трубке. Его рука дрожала, а маленькие темные глазки непрерывно меняли направление взгляда. — Друг мой, друг мой, почему вы так настаиваете? Итак, я сейчас совершенно не могу вам сказать, когда вернусь. Я даже скажу, что мое возвращение вообще проблематично. Да… Видите ли, я сейчас должен пройти к тому мрачному полисмену, который засел в библиотеке Лафкадио… — Он взглянул на публику и добавил, наполовину адресуясь к ней, наполовину к телефонному собеседнику: — Я должен пойти и признаться в совершении убийства. Вот и все!
