Мистер Кэмпион выслушал все это терпеливо, а Макс даже прервал свои «прогулки» и теперь стоял за креслом Бэлл, наблюдая за невозмутимым лицом Беатрис, хранящим самодовольно-утомленное выражение. Она была весьма озабочена производимым на публику впечатлением и излагала свою историю с некоторым напускным колебанием, что было особенно противно.
— Это произошло, когда Мастер был еще жив, — начала она, как всегда, потупляя глаза при упоминании о нем, — Лайза как раз начала терять свою красоту, все ее отличия, я полагаю… Она поведала мне, как ее это огорчает, и я попыталась ей помочь, рассказав о красоте духа. Я, конечно же, была еще не очень сведуща тогда, иначе я распознала бы в ней молодую душу, не способную должным образом воспринять мои слова. Как бы там ни было это бедное создание поддалось своему нраву и набросилось на меня. Я ей потом несколько раз напоминала об этом В свое время я не пожаловалась на нее куда следовало бы, ибо Мастер очень не хотел этого, но я никогда этого не забывала. Я закрыла ладонями лицо, но она порезала мне предплечье на глубину около четверти дюйма. Я и сейчас могу показать вам шрам на левой руке. Она пыталась меня обезобразить, вы понимаете?
Мистер Кэмпион глядел на нее с глубочайшим изумлением. Было не похоже, что она осознает всю тяжесть выдвигаемого ею обвинения.
— И вот почему она, подумав об этом случае, бросилась прочь из комнаты, — продолжила женщина. — Это, надеюсь, всем понятно?
Бэлл с тревогой следила за Кэмпионом.
— Это случилось двадцать пять лет назад, — сказала она. — Точно, двадцать пять лет назад. Я думала, мы все об этом давно позабыли. Джонни был так расстроен этим, а бедная Лайза так искренне каялась! Так стоит ли сейчас все это снова вытаскивать наружу?
Мистер Кэмпион уверенно ответил:
— Я не думаю, что стоило. Кроме того, этот случай несколько отличается от нашего, не так ли?
Донна Беатрис протянула к нему длинный белый палец.
— Я знаю, мы должны быть милосердными, — произнесла она. — И я знаю, что мы должны поступать правильно. Но есть кое-что, о чем умолчала Бэлл. Кое-что, представляющееся мне весьма значительным. Видите ли, Лайза напала на меня, держа в руке пару ножниц! В тот момент они почему-то оказались в ее руке…
— О Беатрис! — с горьким упреком воскликнула Бэлл. — Как же вы можете так?!
Мистер Кэмпион остался вполне индифферентен к этой новой информации. Он лишь подумал, что легко может вообразить любую женщину в ситуации, описанной донной Беатрис. Любую женщину, которую замучает это глупое воркование и которая прибегнет к любому оружию, лишь бы прекратить его. Он решительно покачал головой.
— Нет! — сказал он. — Инспектор Оутс не проявляет особого интереса к Лайзе.
— Разумеется, он не проявляет, — заметила донна Беатрис. — Он не проявляет особого интереса ни к кому, я надеюсь. Ведь совершенно очевидно, что бедный заблудший Дакр совершил самоубийство! Я же говорила инспектору, что видела злое свечение тускло-коричневое и цвета Индиго, лучи которого окружали голову парня прошлой Ночью. Прочитайте, что говорят о таком свечении все авторитеты. Я не надеюсь, что инспектор обратится к таким авторитетным людям, как Кунст или Хиггинс. Но тускло-коричневые и индиго лучи означают насилие, депрессию и снижение космического тона. Это абсолютно верный показатель самоубийства. И, кроме того, это единственный милосердный способ взглянуть на дело в целом.
— Вы видели эти лучи? — поинтересовался Макс, глядя на нее темными неподвижными глазами. — И вы готовы под присягой заявить, что вы в самом деле видели эти цветные лучи, окружавшие голову молодого Дакра?
Взгляд донны Беатрис куда-то уплыл, правда, не на слишком долгое время.
— Да! — решительно подтвердила она. — Я могу видеть лучи, окружающие голову каждого из вас. А в вашей собственной ауре, Макс, имеется слишком много темных тонов.
Он по-прежнему смотрел на нее со злым раздражением. Потом отвесил иронический поклон.
— Дорогая леди, вы великолепны! — проронил он, поворачиваясь к ней спиной и отходя с несколько преувеличенно-гневным жестом.
Но донна Беатрис была нечувствительна к таким выпадам.
