— Все так беспокойно. Все беспокойно! Видите ли, всегда все устраивал Джон, а теперь Джона нет… — Голос замер. — Теперь Джона нет…
Ее взгляд, жалкий, недоумевающий, поочередно устремлялся на Пуаро и Генриетту.
— Я не знаю, что делать без Джона. Джон заботился обо мне. Теперь его нет, и ничего больше нет. А дети… Они задают вопросы, и я не могу на них ответить. Я не знаю, что сказать Тэри. Он все время повторяет: «Почему убили отца?» Когда-нибудь он, конечно, узнает почему. Тэри всегда важно знать. Меня удивляет, что он постоянно спрашивает «почем у», а не кто!
Герда откинулась на спинку стула. Губы ее посинели.
— Я чувствую себя… не очень хорошо, — с трудом проговорила она. — Если бы Джон… Джон…
Пуаро обошел вокруг стола и, подойдя к Герде, осторожно сбоку подвинул ее на стуле. Голова ее упала на грудь. Пуаро, склонившись, поднял ей веко. Затем выпрямился.
— Легкая и сравнительно безболезненная смерть.
Генриетта пристально посмотрела на него.
— Сердце? Нет! — Внезапно она поняла. — Что-то в чае. Она сама положила. Она избрала такой путь?
Пуаро слегка покачал головой.
— О нет! Это предназначалось для вас. Это ваша чашка.
— Для меня? — недоверчиво спросила Генриетта. — Но я пыталась помочь ей!
— Это не имеет значения. Вы видели когда-нибудь собаку, попавшую в западню? Она вонзает зубы в любого, кто ее коснется. Миссис Кристоу поняла, что вы узнали ее секрет. Значит, вы тоже должны были умереть.
— И вы, — медленно сказала Генриетта, — когда заставили меня поставить чашку обратно на поднос… Вы имели в виду… вы имели в виду Герду…
Пуаро спокойно прервал ее:
— Нет-нет, мадемуазель. Я не знал, что в вашей чашке был яд. Но я предполагал, что он мог там быть. А когда чашка была на подносе — тут все решала судьба — из какой чашки она станет пить… если вас устраивает такое объяснение. Я бы сказал, что это милосердный конец. Для нее… и для двух невинных детей. — Вы очень устали, не правда ли? — мягко спросил он.
Генриетта кивнула.
— Когда вы догадались? — спросила она.
— Трудно сказать. Сцена была разыграна, я чувствовал это с самого начала. Но очень долго не понимал, что она была подготовлена Гердой Кристоу… что ее поза была игрой — ведь она на самом деле играла роль. Я был озадачен простотой и в то же время сложностью… Вскоре я понял, что сражаюсь против вашей изобретательности и что вам подыгрывают ваши родственники, как только они поняли, чего вы добиваетесь. — На некоторое время воцарилось молчание, затем он спросил: — Зачем вам это было нужно?
— Затем, что меня попросил Джон! Он это имел в виду, когда сказал: «Генриетта!» В этом слове заключалось все. Он просил меня защитить Герду. Понимаете, он любил ее. Больше, чем Веронику Крэй… больше, чем меня. Герда принадлежала ему, а Джон любил вещи, которые были его собственностью. Он знал, что только я могу защитить Герду от последствий того, что она натворила. И он знал, что я сделаю все, что он хочет, потому что я любила его.
— И вы сразу начали действовать, — мрачно сказал Пуаро.
— Да, первое, что я могла придумать, — это взять револьвер из рук Герды и уронить его в бассейн, чтобы усложнить опознание отпечатков пальцев. Когда позже я узнала, что Джон был убит из другого револьвера, я стала его искать и, конечно, сразу нашла, потому что знала, куда Герда могла бы его спрятать… Я только на чуть-чуть опередила людей инспектора Грэйнджа.
— Я положила револьвер в мою большую сумку, — продолжала она после небольшой паузы. — А затем отвезла в Лондон и спрятала в студии. Спрятала так, чтобы полицейские не нашли.
— Глиняный конь… — тихо сказал Пуаро.
— Откуда вы знаете? Да, я положила револьвер в мешочек для губки, обмотала проволокой и облепила глиной. Ведь не станет же полиция уничтожать шедевр художника! А что натолкнуло вас на эту мысль?
— То, что вы выбрали для тайника именно лошадь. Троянский конь[219] — подсознательная ассоциация в вашем мозгу. Но отпечатки пальцев… Как вы это устроили?
— Слепой старик, который продает спички на улице. Он не знал, какую вещь я попросила его подержать, пока достану деньги.
Пуаро мгновение смотрел на нее.
