— Нет, пожалуйста. Лучше я приду сюда.
— C'est entendu[3].
Леди Каррадос вышла из комнаты, втайне сетуя на излишнюю эксцентричность его манер и мечтая поскорее добраться до своей кровати.
Агата Трой расправила плечи, сдвинула чуть набок свою элегантную новую шляпку и вошла в Уилтширскую галерею на Бонд-стрит, где проходила ее авторская выставка. Эти ежедневные дежурные визиты на свои выставки всегда крайне смущали ее. Посетители чувствовали себя обязанными сказать ей что-нибудь о ее картинах и никогда не знали, что именно, а она никогда не могла найти нужных слов для ответа. Ее неловкое молчание все ошибочно принимали за проявление высокомерия. Как большинство художников, она отличалась исключительным косноязычием, когда речь заходила о ее творчестве. Заумные комплименты, которыми осыпали ее критики, приводили Трой в замешательство. Ее даже меньше пугали банальности людей непосвященных, хотя и на них она никогда не могла найти подходящего ответа.
Она незаметно проскользнула в дверь, подмигнула молодому человеку, сидящему за столиком у входа, и шарахнулась в сторону, увидев, как к нему решительно устремилась высокая американка, зажав в руке, затянутой в белую перчатку, каталог с ценами.
Трой торопливо огляделась и заметила в углу переполненной комнаты маленького кругленького джентльмена, мирно сидящего на стуле с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом. Трой направилась к нему.
— Банчи! — воскликнула она.
Лорд Роберт Госпелл широко раскрыл глаза и задвигал губами, как кролик.
— Мое почтение! — сказал он. — Какая толкотня, а? Мне очень понравилось.
— Вы спали.
— Возможно, слегка задремал.
— Хорошенький комплимент! — добродушно заметила Трой.
— Сначала я все внимательно осмотрел. Решил заглянуть, — пояснил лорд Роберт. — Развлекаюсь.
Он нацепил на нос очки, запрокинул голову и с одобрительным видом принялся рассматривать большой пейзаж. Трой присоединилась к нему, не испытывая своего обычного смущения.
— Очень неплохо, — повторил Банчи. — Нет?
У него была необычная манера использовать устаревшие викторианские обороты речи. Он любил пояснять, что они достались ему в наследство от отца. Его любимым восклицанием было: «Помилуйте!» Он также придерживался правил хорошего тона, принятых в ту эпоху, — оставлял свою визитную карточку на балах и всегда посылал цветы хозяйке, у которой он обедал накануне. Его манера одеваться была широко известна — короткий, наглухо застегнутый жакет и узкие брюки днем, широкополая мягкая шляпа и плащ по вечерам. Трой отвела взгляд от картины и посмотрела на своего собеседника. Глаза его искрились за стеклами очков, толстым пальцем он указывал на пейзаж.
— Мило и чистенько, — сказал он. — Я очень люблю чистенькие пейзажи. Пойдемте выпьем чаю.
— С удовольствием, хотя я только что пришла, — ответила Трой.
— Со мной Поттеры, — сказал Банчи. — Моя сестра и ее сын. Подождите секунду, я пойду их поищу.
— Милдред и Дональд? — спросила Трой.
— Милдред и Дональд. Вы же знаете, с тех пор, как умер бедный Поттер, они живут со мной. Дональда только что выставили из университета за какой-то скандал, связанный с азартными играми. Молодой бездельник. Но совершенно безвредный. Главное, не упоминайте при нем Оксфорд.
— Я запомню.
— Он сам первый об этом заговорит. Я люблю, когда вокруг молодежь. Весело. Не дают отставать от времени. Вы их не видите? На Милдред такой красновато-коричневый ток.
— Это вовсе не ток, Банчи, — сказала Трой. — Вот она, я ее вижу. Это очень элегантный бордовый берет. Она увидела нас.
Сестра лорда Роберта с трудом пробиралась сквозь толпу в сопровождении своего сына, на редкость красивого молодого человека. Запыхавшись, она ласково поздоровалась с Трой. Дональд поклонился и сказал с озорной улыбкой:
— Вы только взгляните! Великий художник собственной персоной! Мы замечательно провели время. Потрясающая выставка!
— Много вы в этом понимаете, — добродушно ответила Трой. — Милдред, Банчи предлагает выпить чаю.
— Должна сказать, это очень кстати, — сказала леди Милдред Поттер. — Смотреть картины — очень утомительное занятие, даже когда это ваши картины, дорогая.