Смерть мертвым душам! - страница 75

У смурного правителя той крепости не было имени. Он не принимал участия в сражениях, был тем самым — десятитысячным воином, который оставался чуть поодаль, крепко сжимая древко знамени длинными белыми пальцами, и напряженно всматривался светлыми глазами в горизонт. Едва первые лучи солнца оповещали мир о наступлении утра, он громко кричал, и вся могучая армия испарялась, оставляя недоумевающих противников. Стоило же солнцу зайти, как битва возобновлялась.

Скоро XIII век должен был прийти на смену XII, а крепость продолжала процветать (если так вообще можно сказать про мертвый город). Но в один прекрасный день все исчезло, не осталось ни малейшего следа как от армии, так и от ее предводителя. Первое время ходила легенда, что, мол, во время осады французского города Тулузы предводитель рыцарей позволил себе каламбур на тему света и тьмы:

Это были последние слова «свободного» рыцаря, некогда опрометчиво заключившего союз с сатаной. После этого он на долгие столетия потерял право являться миру в истинном своем обличье и был обязан отслужить свою шутку годами нелепого шутовства. Он вошел в свиту дьявола, где помимо него на тот момент были два демона: демон-паж и демон-убийца.

Он лишился всего, что любил, но осознавал свою ошибку и, сохраняя в себе гордого рыцаря, с честью играл постыдную роль шута. Он, именуемый теперь Фаготом, изучил около ста языков от скуки, освоил физику и периодически в корне менял устои общества, в котором находился. Было одно обязательное условие — анонимность. Никто не должен был узнать о его существовании.

В XV веке он обосновался в Англии, пристрастился к спиртному и часто захаживал в один кабак, где собирались поэты, мнившие себя величайшими людьми современности. Незаметно он вошел в их узкий кружок, и никто не обращал внимания на тихонечко сидевшего в уголке невысокого, полноватого, с чрезмерно узким носом, всклоченными светло-русыми волосами и равнодушными серыми глазами мужчину непонятного возраста и сословия. В очередной вечер, после того как основная масса «поэтов» опьянела до такого состояния, что сочла разумным продолжить ночь в своих постелях и покинула кабак, за столом остался один худой и бледный юноша с нечесаными черными волосами и круглыми грустными темными глазами, который пытался сложить рифмы на клочке бумаги. Фагот же по обыкновению сидел в своем углу перед кружкой (никто никогда не видел, чтобы он пил из нее, но она стала такой же частью его, как шляпа с потрепанным павлиньим пером). Юноша поднял на него глаза, вздрогнул, встретив ответный взгляд, но был уже не в силах отвести глаз.

Проснулся он от обыденного кукаренья петуха за окном, проснулся в своей кровати в тесной комнате, которую снимал за незначительную сумму у дочери тети двоюродной сестры бабушки друга его отца. На столе лежали листы. «Уильям Шекспир. Сон в летнюю ночь», — значилось на обложке. В недоумении юноша начал читать написанное от его имени… Восторг! Едва ли он, с трудом представляющий, как сложить четверостишие, смог за ночь написать несравненный шедевр. Ошеломленный, он упал на пол и, улыбаясь, словно путник, нашедший воду в пустыне, рассмеялся. Взгляд его упал на кусочек бумаги, торчащий из-под подушки. «Меня нет.

Есть только ты. И ты — Уильям Шекспир. Твое имя, твои произведения останутся в веках. Никто не должен знать о том, кого нет. Постарайся меня правильно понять. Твоими устами будет говорить твое время. Фагот». Больше юноша не смеялся, на него словно свалилось предвкушение и осознание грядущей славы, записка была незамедлительно сожжена, комедия отнесена в театр, а на вырученные деньги куплена новая одежда. С той поры периодически поутру он находил в своей комнате исстроченные твердой рукой листы, подписанные его именем…

Среди писателей, на помощь к которым периодически приходил Фагот, — Эдгар Аллан По, Николай Васильевич Гоголь, Александр Иванович Введенский и многие другие.

Порой «помощь» этого спутника сатаны заканчивалась плачевно для тех, кто ее принимал. Михаил Александрович Врубель при случайной личной встрече с нелепым господином, который назвал себя Коровьевым, остался равнодушен к пронзительному взгляду, который никак не соответствовал внешнему виду самого Коровьева, и был с ним груб. Рыцарь очень оскорбился поведением студента-юриста и, пожалуй, в первый и последний раз решил отомстить. Но если бы не его месть, знали бы мы сейчас эту грубоватую фамилию — Врубель? Ощущая на себе влияние внешнего мира намного острее, чем окружающие, молодой человек решил посвятить себя искусству. Одна из самых знаменитых его работ — «Демон» — была написана в состоянии апатии и депрессии, рукой будто водил кто-то другой, что-то неземное выливало краски на палитру и смешивало их на холсте. Той ночью он не сомкнул глаз, ощущение страха подступало отовсюду: мерещились война, рыцари, черный свет, злой и сильный взгляд словно изнутри высматривал и колол где-то около сердца. Этот страх так и не отступил, и Врубель провел последние годы своей жизни в психиатрической больнице с диагнозом «шизофрения» (раскол сознания, когда в человеке будто несколько обитают).