Все кивнули в знак согласия, и разговор перешел на второстепенные относительно Джейн Хилмен детали. Ройстоуна спросили о Бетти Фэрроу и разбитой бутылке джина, о том, как Джейн Хилмен потеряла сознание в ванне, об украденной из квартиры Кворри бутылке джина и о том, как реагировали писавшие экзаменационную работу учащиеся на поведение пьяной Джейн. Поскольку все уже были настроены против директора за то, что он исключил Пирсона и Грея, обсуждать историю с Джейн Хилмен не стали. Однако вероятность судебного процесса и скандала по-прежнему оставалась. И ни у кого не было сомнений, что репутации Корстон-колледжа — репутации, за которую последние годы был ответствен директор Хью Ройстоун, нанесено несколько тяжких ударов.
Парадный обед для попечителей в этот вечер прошел гладко, более гладко, чем можно было ожидать, хотя начался он не слишком радужно. Фрэнсис Белл, Хелен и Джон Кворри ожидали попечителей в квартире Ройстоуна. Фрэнсис Белл без конца просила прощения у Хью за то, что утаила от него, как Джон Кворри помог Пирсону и Грею с экзаменовкой, но сам Джон Кворри вовсе не был склонен приносить извинения.
— Конечно, мы тебе не сказали, — резко сказал он Ройстоуну. — Мы знали, ты ни за что не согласишься. Но это нужно было сделать. Это же абсурд, чтобы мальчики не имели возможности сдать экзамены!
Короткая сцена, грозившая взрывом, была прервана появлением лорда Пенмерета, за которым вскоре вошли и остальные. Подали напитки, затем все проследовали в столовую. Обед удался на славу, вина были превосходные, и председатель, теперь размягченный, произнес ритуальный тост за процветание школы, поблагодарил Хелен и Фрэнсис и предложил тост за них, в вознаграждение за их труды. О Сильвии даже не упомянули, и Хью показалось, что о ее существовании просто забыли.
Вряд ли можно было ожидать, что вечер для Ройстоуна окажется приятным, хотя он изо всех сил старался выглядеть общительным и естественным. Он был рад, когда гости, за исключением ночевавшего у него лорда Пенмерета, удалились. Хью предложил председателю совета выпить по последней рюмке, но Пенмерет отказался.
— Есть еще одно дельце, которое я хотел бы обсудить с вами, прежде чем отправиться спать и избавить вас от своего присутствия, — сказал лорд Пенмерет. Он стоял, расставив ноги, спиной к камину, как будто грел спину у воображаемого огня. Его лицо было красней, чем всегда, но от вина или от замешательства, сказать было трудно. Он еще немного поколебался и наконец с неожиданной теплотой сказал: — Мы устроили вам паршивый денек, директор, но могло быть и похуже.
Сидевший в кресле Ройстоун поднял на него глаза и пожал плечами.
— Попечители имеют право на критику, — сказал он. — И невозможно отрицать, этот триместр был не из лучших.
Пенмерет продолжал, словно не слыша:
— О, жалоб всегда предостаточно. Смешно: люди редко пишут затем, чтобы выразить свое удовлетворение школой… или вообще чем бы то ни было… Но не в этом дело. Я получил еще одно письмо… отнюдь не приятное… которое, мне кажется, вы должны прочитать.
Он достал из кармана сложенный листок, развернул и протянул Ройстоуну.
Ройстоун встал, взял его и оторопел. Его руки дрожали, пока он читал:
директор грязный старик — он нас шлепает и прижимается — если встретится наедине старается потрогать — он делает вид будто он нам как отец но это ужасно — никому из нас это не нравится — хуже всех хорошеньким белокурым девочкам — пожалуйста помогите нам прекратите это — он стал еще хуже с тех пор как женился — Корстон становится ужасным.
Тире между фразами были проведены чернилами, а слова, почти все, аккуратно вырезаны из газет либо журналов. Слово «Корстон» — Ройстоун узнал сразу — было срезано со школьного бланка.
Придя в себя от первого потрясения, он брезгливо вернул листок Пенмерету. И с возмущением спросил:
Чего вы от меня ждете? Это мерзость! Чудовищная мерзость! Будь я проклят, если стану утруждать себя оправданиями!
— Я вас об этом и не прошу. — Пенмерет опять говорил очень мягко.
— И будь я проклят, если из этого не ясно, на что намекают! Джейн Хилмен!
