– Уверен?
– А ты нет? – усмехнулся Ройс. – Целый город видит меня в кошмарах.
Кивнув, Адриан ткнул большим пальцем в сторону прилавка калианца.
– Ты не слушал. Вся страна знает о моем кровожадном прошлом.
– Наверное. Однако ты им нравишься. Никто не делает статуэток со мной.
– В Калисе также изготавливают изображения смерти и чумы. Они странные люди.
– Судя по его словам, он вовсе не считает тебя карой.
– Потому что знаком лишь с мифом. Ты когда-нибудь задумывался, как наемник может быть столь… – Адриан хлебнул чаю.
– Наивным? – предположил Ройс.
Адриан сглотнул.
– Я собирался сказать, оптимистичным.
– Неужели? Наверное, можно выразиться и так. Да, я ломал над этим голову. Большинство наемников чуть более…
– Пресыщены и циничны? – предположил Адриан.
– Реалистичны и практичны.
– Неужели? Но ты не учел, что, может, я на обратном пути.
– Что?
– Тебе снятся кошмары о людях, которых ты убил?
– Нет.
– Вот видишь.
– Вижу что?
Адриан взял со стола глиняный чайник и наполнял чашку, пока вода не потекла через край.
– Все чашки разные, но каждая способна вместить лишь определенный объем. В конце концов, ты либо перестаешь лить, либо разводишь ужасную грязь. Если сильно напачкать, то придется убирать за собой. Придется меняться. – Адриан посмотрел на лужу чая, сочившегося сквозь щели в колченогом столе. – Я развел ужасную грязь – и пролил вовсе не чай.
Оба смотрели на лужу, когда неожиданно раздались крики.
Глава двенадцатая
Единороги и горошек
Дальше по улице, там, где аллея отделяла импровизированный загон для скота от старого каменного здания, начала собираться толпа.
Загон для скота представлял собой веревку, натянутую между вбитыми в землю кольями, чтобы удержать овец. Перед ним, рядом с наспех сколоченным помостом, висела написанная от руки вывеска: «Закатный аукцион». Трехэтажное каменное здание по ту сторону аллеи, с белыми мраморными блоками и колоннами, могло когда-то вмещать нечто важное – счетную контору или суд. Теперь в верхних окнах сушилось белье, а балконы были заставлены прялками, кувшинами, корзинами и горшками. Несколько семей ютились в обветшавшем мраморном запустении. Большинство кинулось на балконы и уставилось вниз; некоторые показывали на аллею.
Адриан проглотил остатки кеназа и поднялся. Рост позволял ему смотреть поверх голов, но это ничего не прояснило.
– Что происходит? – осведомился Ройс, не потрудившись встать.
– Не знаю. Что-то в аллее.
– Судя по звукам, ничего хорошего.
Крики стихли, но сменились хором стенаний.
– Куда ты идешь? – спросил Ройс, когда Адриан стал проталкиваться вперед.
– Посмотреть, что случилось.
– Что бы это ни было, там полно людей. А крики и плач никогда не предвещают удачи. Я бы туда не совался.
– Конечно, ты бы не совался.
Нехватку умения ловко лавировать в людском потоке Адриан полностью компенсировал способностью пробиваться сквозь плотную толпу. Люди освобождали дорогу человеку его комплекции. А тех, кто не уступал, он мог подвинуть. Сопротивление мягкому напору мгновенно ослабло при виде мечей. Горожане не носили оружия. Большинство не могло себе его позволить, да и не нуждалось в нем. Фермеры, купцы и торговцы редко сталкивались с насилием, разве что в пьяной драке. Их жизнь представляла собой бесконечное повторение: если они держались своего места и возделывали свою делянку, то с ними не случалось ничего неожиданного. Иное дело – солдаты. Человек с мастерком и корытом укладывал кирпичи; человек с мечом укладывал людей; человек с тремя мечами… от такого следовало держаться подальше. И потому Адриан шел вперед, пока не добрался до входа в аллею. Здесь все хотели узнать причину шума, однако никто не стремился подходить ближе. Довольствуясь взглядами издалека, зеваки оставили проход открытым.
Столь плотно населенному городу, как Рошель, требовалось избавляться от отходов. В богатых районах мусор сбрасывали в реку Роше, а та несла его в залив и Гоблиново море. Бедные кварталы вроде Нового Гур Эма складывали мусор за домами в переулках. Поэтому в конце аллеи возвышалась огромная мусорная куча. Сломанные ящики, рваная одежда, гниющие продукты, экскременты животных и кости были свалены в груду, но здесь возле нее стояли на коленях несколько женщин. Рядом мужчины потрясенно смотрели на какой-то грязный предмет, который извлекали из кучи.