Смерть и воскрешение патера Брауна - страница 20

Долгое время все молчали. Старый Крейк вдруг забарабанил пальцами по столу и пробормотал:

– Брандер, верно, был сумасшедшим, сумасшедшим…

– Но как же нам быть? – всполошился Питер Уэйн. – Что делать? О, это все меняет! Что скажут газеты?! Брандер Мертон был очень видной фигурой!

– Да, я также полагаю, что это все меняет, – негромко заговорил Бернард Блейк, адвокат. – И мы вынуждены…

Патер Браун ударил по столу так, что стоявшие на нем стаканы зазвенели. И всем показалось, будто таинственная чаша, которая все еще стояла в соседней комнате у окна, ответила слабым эхом.

– Нет! – крикнул он, как выстрелил. – Ничего это не меняет! Я дал вам возможность пожалеть беднягу, найти ему оправдание, но вы и слышать не хотели. Вы все оправдывали такое сведение личных счетов. Вы говорили, что Рока следовало прикончить, как дикого зверя, без суда и следствия. Что он получил по заслугам. Прекрасно! Если Даниэль Рок получил по заслугам, то и Брандер Мертон получил по заслугам! Выбирайте: либо ваш жестокий самосуд, либо наша скучная законность! О, во имя Неба, пусть беззаконие или законность будут одинаковы для всех, пусть перед лицом того ли, другого ли – все будут равны!

Никто не ответил, только адвокат проворчал:

– Что скажет полиция, узнав, что мы намерены простить убийцу?

– Что она скажет, если я сообщу ей, что вы его уже простили? – возразил патер Браун.

Помолчав, он продолжал более мягким тоном:

– Я лично готов рассказать всю правду, если ко мне обратятся власть имущие. Вы же можете поступать как вам заблагорассудится. Но фактически это ничего не изменит. Уилтон звонил мне, чтобы сказать, что я могу открыть вам всю правду, так как к тому времени, когда вы ее узнаете, он будет уже вне пределов досягаемости!

Патер Браун медленно прошел в соседнюю комнату и остановился у столика, подле которого умер миллионер. Коптская чаша стояла на прежнем месте, и он некоторое время смотрел, как горели, переливаясь всеми цветами радуги, ее камни, затем перевел взгляд на голубую бездну неба.

– Да, – сказал патер Браун, – я люблю собак, но только до тех пор, пока из них не делают божества.

Хорошие рассказчики не всегда бывают хорошими слушателями. В своих рассказах они блещут умом, но когда их перебивают, будто впадают в остолбенение. Собеседником патера Брауна был человек с целой кучей идей и историй – восторженный юноша по имени Фьенн, с острым взглядом голубых глаз и белокурыми волосами, которые, казалось, были зачесаны назад не только щеткой, но и всеми ветрами мира. Он мгновенно прервал поток своего красноречия и лишь после нескольких секунд недоуменного молчания понял весьма простой смысл слов патера Брауна.

– Вы хотите сказать, что люди чересчур превозносят собак, – промолвил он. – Не знаю. По-моему, собаки – изумительные создания. Порой мне кажется, что они знают гораздо больше нас.

Патер Браун ничего не ответил. Он продолжал рассеянно, но очень нежно гладить по голове крупного сеттера, сидевшего у его ног.

– Так вот, – сказал Фьенн, с прежним жаром возобновляя свой монолог, – в той истории, которая привела меня к вам, как раз замешана собака. Я говорю об «убийце-невидимке». История сама по себе достаточно странная, но самое загадочное в ней, по-моему, собака. Конечно, все преступление – тайна. Каким образом был убит старик Дрюс, если, кроме него, в беседке никого не было…

Рука, ритмично поглаживавшая собаку, на мгновение остановилась.

– А! Стало быть, это произошло в беседке? – спокойно спросил патер Браун.

– Я думал, вы прочли подробности в газетах, – ответил Фьенн. – Подождите минутку. Кажется, у меня есть при себе вырезка с подробным отчетом. – Он достал из кармана газетную вырезку и передал ее священнику.

Тот поднес ее к своим мигающим глазам и углубился в чтение, продолжая свободной рукой почти бессознательно гладить собаку. Его поведение вызывало в памяти притчу о человеке, правая рука которого не ведает того, что творит левая.

«В связи с загадочным преступлением в Кранстоне, Йоркшир, вспоминаются все детективные романы, в которых фигурируют преступники, проникающие в запертые двери и окна и покидающие наглухо закрытые помещения. Как уже сообщала наша газета, полковник Дрюс был заколот кинжалом в спину, причем орудие преступления исчезло бесследно.