Смерть и воскрешение А.М. Бутова (Происшествие на Новом кладбище) - страница 40

Шрифт
Интервал

стр.

А ведь раньше ничего у них не было. Что же это? Просто чудо. От музыки, а быть может, от предстоящего расставания, прощания, неизбежность которого тоже подсказывает музыка. Оттого, что все на переломе, наступили последние сроки. Медленно отрываясь от его губ, она шепчет: «Милый, милый».

А теперь:

— Ты должен разоружиться!

Бутов молчит. У него кружится голова. Не хватало только хлопнуться в обморок. Так неужели Ира?

— Я могу считать себя свободным? — спрашивает Бутов.

— Сейчас вы можете считать себя свободным.

Те, кто толпятся в кабинете, расступаются, давая Бутову дорогу, но делают это не из сочувствия, а будто уступают путь зачумленному или прокаженному; они хотят жить — как Бутов, когда он бежал от Р.

Бутову вспомнилось — месяц или два назад он провожал Р. домой. У подъезда профессор сказал:

— Пожалуй, лучше вам сегодня не заходить ко мне — я верю предчувствиям, — но руки, протянутой Бутовым для пожатия, не отпустил. Помолчав, сказал еще: — «Есть такая притча. Люди попросили у бога бессмертия. Бог ответил: «Я дам вам больше чем бессмертие. Когда одно поколение запутается во лжи, возникнут детство, неведение, другое поколение начнет искать свою дорогу, поколение, не обремененное ошибками, раскаянием, которым ничему не поможешь, преступлениями большими и малыми. И, может быть, оно найдет путь хоть на йоту ближе к единственному». Вы понимаете, какой это истинно божественный дар?» — Так сказал профессор, скрываясь в подъезде.

…Путь к двери деканата казался бесконечным. Бутова от других, заполнявших кабинет людей, незнакомых и вчерашних приятелей, отделяют не идеи, а только одно: они — живые, а он вычеркнут из списка живых. Вычеркивающий взгляд Серого он чувствовал спиной, на уровне лопатки, на уровне сердца, — взгляд, простреливающий насквозь: неотводимый, запоминающий. «Меня расстреливают, а разве сам я не часть того, что выносит приговор и расстреливает?!» — неясно думает Бутов.

Его наполняли не ужас, не лихорадочные поиски путей к спасению, а вялая, скучная даже покорность. Пожалуй, сейчас им мог бы заинтересоваться один лишь Чичиков; время другое, но по сути очень близкое к тому. Современный помещик, не слишком сильный в грамоте, занес бы его в список и рядом с «Неуважай-Корытом» поставил «Будто-бы».

«Ему, нынешнему Чичикову, — как-то говорил Р., — не пришлось бы чертить околесину по непроезжим российским дорогам. Ему бы доставляли «товар» составами, баржами, день и ночь со всех концов страны. В самом названии поэмы — ужас заклятия, проклятья, пророчества будущего. Всю остальную сверхчеловечески несчастливую жизнь Гоголь пытался отвести от страны им же произнесенное пророчество, но не мог; он увидел будущее при вспышке молнии, прорезавшей все пространство и все времена, чтобы ударить прямо в сердце. Увидеть будущее возможно, но изменить даже в малейшей черточке — выше сил человеческих».

— И вы видите свое будущее? — спросил тогда Бутов.

— Ну, это-то задачка простенькая, арифметическая.

— И мое?

Р. сразу заторопился:

— Пора в библиотеку, молодой человек. Давно пора. Кое-что непременно надо успеть дочитать, — сказал Р., сворачивая в переулок.

…Дома, на пустой улице, Бутов услышал частую дробь догоняющих его шагов. Он знал, кто это, но не обернулся. Один раз он остановился и сказал, не оборачиваясь:

— Чего ты от меня хочешь?

— Поговорить. Объяснить! — ответила Ира. Теперь голос ее звучал завораживающе, как тогда на концерте, и грустно, словно бы не она несколько минут назад выкрикнула неумолимое: «Ты должен разоружиться!».

— Наговорились, куда еще…

— Нет, нет…

Вслед за ним она зашла в комнату. Тут все было по-прежнему залито солнцем. В форточку влетела мохнатая пчела. «Как это она очутилась в центре города?» — подумал он. Пчела садилась на светло-желтые солнечные блики, принимая их, очевидно, за цветы, и с негодующим жужжанием поднималась в воздух. Комната была похожа на луг. Все, с чем тебя разлучают, кажется таким красивым. Луг?! Почему-то вспомнилась трехлетняя Леночка, дочка соседей, дружившая с ним, и Бутов снова подумал: «А куда же деваются дети «репрессированных»… Может быть, и действительно есть лагеря для трехлетних?» Эта мысль не оставляла его.


стр.

Похожие книги