Полная. Дальше, дальше рассказывайте.
Контролёр. Молчит он, ничего не говорит. Куда-то вбок смотрит.
Полная. В чей бок?
Контролёр. Да ни в чей. Просто вбок, вот как сейчас. Да… Подъехали к рынку, остановка. Я ему говорю. «Платите штраф. А если не будете, то придётся в отделение пройти». Молчит. Я — на всякий случай — беру его за пуговицу, а он как сиганёт у меня под рукой и на улицу. Я за ним, кричу, чтобы он остановился, иначе хуже будет…
Полная. А он что?
Контролёр. Убежал! Народу на рынке много, догнать трудно. Я-то бегаю быстро, каждый год нормативы сдаю, иначе до работы не допускают.
Полная. Вы про пуговицу упомянули. Где она?
Контролёр. У меня осталась, вот она, я её сохранил.
Полная. Покажите. (Берёт пуговицу, рассматривает её.) Похоже, что пуговица от плаща.
Пальто. В тот день было прохладно? Это осенью происходило? Весной? Летом?
Контролёр. Этого не скажу. Отпуск у меня в декабре, в остальное время работы много.
Полная. Что же было потом?
Контролёр. Стал я его искать. Глаз у меня намётаный, раз увижу человека — навсегда запомню, даже если он утонул или умер. В Москве однажды был, на съезде контролёров, так до сих пор всех помню… Короче, стал я его искать. Милиция помогала, общественность разная, школьники. Полтора года искал, все в нерабочее время. И вот — месяца полтора назад — плотно напал на след. И поймал всё-таки, поймал!
Шляпа. Вот вы предъявили нам пуговицу. Но ещё нужно доказать, что эта пуговица принадлежит подсудимому. Нужно сделать экспертизу.
Рубашка. Бросьте вы! И так всё ясно! Виновен!
Голоса. Виновен! — А вдруг не он! — Давай!
Полная. Тише! (Берету) Послушайте, вы! Встаньте!
Берет встаёт.
А ну-ка, отвечайте — ехали без билета!
Берет уныло молчит.
Пуговица ваша? Вы в плаще были?
Берет. Не помню.
Полная. У вас был билет? Или карточка?
Берет. Не знаю. Наверное, не было…
Рубашка. Ага, сознался!
Полная. Разве вы не знаете, что за безбилетный проезд положено платить штраф? Зачем же вы убежали от контролёра?
Берет. Денег нет… мало…
Худая. Денег нет? Ишь! А работать надо, тогда и деньги будут!
Пальто. Это, впрочем, спорно.
Берет. Я работаю.
Худая. Плохо работаешь! Все платят, а он нет! Нет, не выйдет, надо как все!
Толпа умеренно гудит.
Полная. Кто ещё желает высказаться?
Старик. Дайте мне. (Молодому.) Мальчик, помоги… (Забирается на трибуну.) Вот так, хорошо. Я так скажу — много слов, мало дела! Разговариваете, разговариваете, а враг — не дремлет! Мы раньше с ними не разговаривали! Моё мнение — всё запретить!
Всеобщее недоумение.
Полная. Вы по существу дела говорите!
Старик. По существу? А по существу так. Мы в девятнадцатом с ними не разговаривали! И в тридцать седьмом! И в сорок девятом! И даже в шестидесятом! И в семьдесят…
Полная. Ближе к делу! Что вы тут цифрами жонглируете? По сути высказывайтесь, а нечего сказать, так освободите трибуну!
Старик. А говна не хочешь? Не хочешь говна-то, а?
Пальто. Он, похоже, сталинист!
Старик. Да, я сталинист! И горжусь этим! Мне ещё Брежнев удостоверение дал!
Пальто. Брежнев? При чем тут Брежнев? Какой-то политический астигматизм!
Старик. Запретить, запретить! А кто не согласен, тех по законам военного времени… Ох! (хватается за сердце)
Блондинка. Вызовите врача, ему же плохо!
В толпе невообразимый шум. Старика уводят.
Кепка. Должен заметить, что предыдущий оратор во многом был прав, хотя нельзя не признать… Его классовое сознание было сформировано… Сложное, противоречивое, смутное время!
Рубашка. Хватит философии! Старик всё верно сказал, расстрелять и точка!
Толпа очень гудит.
Шляпа. Смертная казнь отменена.
Полная. Нам не смерть нужна, а справедливое решение.
Кепка. Вообще-то и смерть может быть справедливой. Но лично мне — всё равно.
Рубашка. Верно! Смерть — это самое справедливое решение! Видели спектакль? Вот так и нужно поступать!
Пальто. Я, к сожалению, спектакль не видел, но нельзя же отождествлять искусство и жизнь.
Полная. Надо по-справедливости. Как народ решит, так и будет.
Пальто. Народ — понятие растяжимое.
