Голова Пуделя перекинулась через подлокотник дивана, с нее, словно по волшебству прилипнув к желтой челке, свисает шлем викинга, и слов Банни он не слышит. Его глаза глубоко закатились, и веки таинственно подергиваются.
— Попа-кокс, — бормочет он.
— Бедняга, — снова говорит Река и повторяет трюк с коленями, Банни перемещает взгляд на прежнее место, и сознание снова уносит его куда-то еще. Вот Либби лежит в родильной палате королевской больницы графства Суссекс и держит в руках новорожденного сына. Она смотрит на ребенка и прижимает сверток к груди с такой любовью, для которой наверняка потребовалось все ее сердце без остатка. И тут она взглянула на Банни, и в ее глазах он увидел вопрос. Банни отметил одну-единственную холодную бусинку пота, прокатившуюся по его лицу и впитавшуюся в воротник. В эту секунду он понял, что все изменилось. Больше никогда уже ничего не будет, как прежде. Глядя на крошечное существо в руках у жены, он не знал, что ей сказать, — оставалось разве что попрощаться. Любви было слишком много. Он чувствовал, что ребенок тайком нажал на рычажок катапультируемого сиденья, и Банни автоматически откинуло куда-то на обочину их совместной жизни с Либби. Конечно, он не сказал Либби, что хочет с ней попрощаться.
— Черт возьми, детка, мне нужен перекур, — сказал он, изобразил что-то похожее на улыбку и выскользнул из двери родильной палаты королевской больницы графства Суссекс. Банни подается всем телом вперед, ударяет по столу кулаком и трясет головой, пытаясь избавиться от этого воспоминания.
— Анекдот! — вдруг объявляет он с неожиданным энтузиазмом в голосе. Реймонд с щелчком раскрывает глаза и растягивает губы в вялой улыбке, Барбара хихикает, а Река подается вперед всей складкой между грудей. Джеффри, который сидит один, вдавленный в любимое кресло Банни с такой основательностью, будто сидел там всю жизнь, потирает руки (он обожает анекдоты).
— Отличненько! — говорит он, и его маленькие круглые глазки поблескивают в предвкушении.
— Прошу прощения, дамы, — говорит Банни, — анекдот, возможно, немного как бы…
— Непристойный, — подсказывает Джеффри, довольно крякая.
— Ну да… непристойный, — соглашается Банни, расщелкивает “зиппо” и поджигает сигарету.
— Короче… — говорит он и рассказывает анекдот про парня, который решил устроить маскарад на кулинарную тему. Он все подготовил, оформление, закуски, выпивку, все у него получилось так мило, и вот раздается стук в дверь, и появляется первый гость, одетый во все зеленое. “Ты кто такой?” — спрашивает хозяин, и парень в зеленом отвечает: “Я — суп из шпината”. Потом в дверь снова стучат, и заходит другой гость — весь в белом. Он упирается одной рукой в бок, входит мелкими шажочками и говорит: “Я — молочный коктейль”. Через несколько минут в дверь снова стучат — на этот раз очень громко, — и, открыв, хозяин видит на пороге двух огромных парней со спущенными штанами. Один из них нацепил на лицо маску свиньи, а другой вообще пришел без маскарадного костюма. Тот, что в маске, говорит: “Я — ветчина с хреном”, а тот, который без всего, говорит: “А я — яйца с хреном!” Комната взрывается хохотом, Барбара и Реймонд чуть ли не душат друг друга от веселья, Джеффри кудахчет в платок и смотрит на Банни с какой-то прямотаки отеческой гордостью, а колено Реки раскачивается туда-сюда так быстро и энергично, как будто бы она пытается послать суперсрочное семафорное послание с помощью полоски канареечных трусов, прикрывающей ее промежность. Даже Пудель находит в себе силы проделать с ладонью нечто такое, чтобы большой палец почти поднялся вверх. Банни снова с нами!
— Вот какой у меня папа, — говорит тоненький голосок, и смех обрывается. Банни-младший стоит в дверном проеме в пижаме и огромных тапочках, под красными глазами у него появились едва заметные синие тени.
— Ну ладно, Кролик, давай в постель, — говорит отец.
— Смешной анекдот, пап, — говорит Банни-младший, подпрыгивая на месте.
Река одергивает юбку и на нетвердых ногах поднимается. Волосы ее распустились и падают на один глаз — вставая, она задевает журнальный столик, и банки с бутылками летят на пол.
