Подполковник подмигнул мне, пока задержанный карябал бумагу.
– Вот, возьмите, – «корреспондент» протянул бумагу Сучкову.
– Колесников, те двое поразговорчивее, потому этого – в расход. Выводи!
– Так точно, товарищ командир.
Я вытащил из кобуры пистолет.
– Выходи, руки за спину.
Задержанный, оглядываясь, медленно пошел вперед. За дверью стоял боец с винтовкой.
– Пошли со мной.
Мы вышли из здания.
– Стоять!
Я обратился к бойцу:
– Жалко пули на гада тратить. Принеси мне топор.
Боец побледнел, глянул растерянно.
– Где же я его возьму?
– Сбегай в хозвзвод, только мухой: одна нога здесь, другая – там.
Боец убежал.
Только сейчас до агента начал доходить весь трагизм его положения. Люди вообще боятся топоров. Понятно, что и нож и пистолет убьют одинаково. Но топор кажется чем-то запредельно жестоким, наверное – гены сказываются, еще со средневековых времен, когда казнили отрубанием головы или четвертованием.
– Вы что хотите делать топором? – настороженно спросил задержанный.
– Голову тебе отрубить и в самолет погрузить, которого ты ждешь! – нарочито грубо бросил я. А чего церемониться с человеком, которого через пять минут все равно убьют?
В глазах агента метнулся животный страх. Гляди-ка, проняло!
– Я наслышан о зверствах в сталинских застенках. Но дайте мне умереть достойно – как солдату!
– Какой ты солдат? Ты шпион! Собаке – собачья смерть!
Конечно, в наши планы не входило убить «очкарика», но необходимо было сломить его волю и добиться показаний. Причем – быстро!
Вернулся боец с топором. Собственно, это был даже не топор, а колун. Узкое лезвие на длинной рукоятке выглядело угрожающе. Я демонстративно попробовал пальцем его остроту.
– Туповат, да ладно – на один раз сгодится. Пошли.
Боец взял винтовку на изготовку. Задержанный, увидев, что мы не шутим, упал на колени и заплакал. Это оказалось неожиданным для нас.
– Пощадите! Я все расскажу, только сохраните мне жизнь!
– Вставай, сука! Живи пока! Но, если ты врешь и на допросе будешь продолжать молчать или нести ахинею о работе в редакции – прямо в кабинете, как чурку, остругаю, – нагнетал я страсти.
Мы повернули назад – в штаб. Впереди шел боец, за ним – агент, потом – я. В правой руке я держал пистолет, в левой нес колун.
Мы зашли в кабинет Сучкова. Я демонстративно поставил у входа колун. Подполковник от удивления округлил глаза.
– Вот, товарищ командир. Не выполнил я ваш приказ. Задержанный одумался, хочет покаяться и все чистосердечно рассказать – в обмен на жизнь.
– Ну-ну, послушаем.
И тут «очкарика» понесло. Оказалось – он не русский, завербованный гитлеровцами, а самый настоящий немец – майор Абвера Карл Штольц. Я чуть не присвистнул. Вот ведь гад, а по-русски говорит чисто, даже без намека на акцент.
Оказалось, в тыл к нам заброшено шесть диверсионных групп по три человека в каждой. Цель у всех одна – убить генерала Константина Рокоссовского, командующего фронтом. Пославшая диверсантов служба немецкой разведки рассчитывала перед летним наступлением обезглавить руководство фронта. Конечно, свято место пусто не бывает – назначат и пришлют нового командующего. Но пока он освоится, уйдет драгоценное время.
Штаб командующего был и в самом деле недалеко от нас – километрах в десяти. И расчет немцев казался правильным – кто откажет корреспондентам «Красной Звезда» в интервью? А уж дальше – дело техники. Выстрел или нож и – скрыться. Правда, я сильно сомневаюсь, что им удалось бы уйти, но покушение совершить они могли.
Штольц рассказал о том, что готовили их в Полтаве, указал, где находится уже найденная ими посадочная площадка для самолета. Он сдал двоих своих «лжекорреспондентов» – сообщил о том, как они убили настоящих сотрудников газеты и где спрятали тела. Единственное, чего не смог сказать нам Штольц, – как выглядят остальные пять групп, поскольку он никогда не видел тех диверсантов в лицо. Другие группы готовили в других разведшколах – Виннице и Варшаве.
Были допрошены двое других диверсантов. Они были моими соотечественниками, завербованными немцами из военнопленных, и ничего нового после Штольца сообщить не могли.
