На пустыре, за огородом, примыкавшим к дому Ковалевских, где застраивалась новая улица, Александр Феодосиевич получил земельный участок. Ранней весной 1941 года он поехал в Хмелевку, разобрал там старый заколоченный дедовский дом, привез бревна, кирпичи, черепицу и начал строить свой дом. После занятий сыновья с увлечением помогали ему. Приходили поработать их дружки Коля Трухан, Сеня Кац, Леня Котенко. Только Степы Кищука не было среди них. Степа спутался с жульем, всех их арестовали и засудили. Степу как несовершеннолетнего отправили на год в детскую трудовую колонию.
Пятый класс Валик также окончил с похвальной грамотой. Его, отличника учебы и звеньевого, пригласили выступить по местному радио. Как волновался Валик в этот день! Несколько раз перечитывал выступление, записанное на бумаге. За три часа до назначенного времени, сопровождаемый гурьбой ребят, явился на радиоузел.
Анна Никитична и Александр Феодосиевич сидели у репродуктора и, волнуясь за сына, внимательно слушали его звонкий голос.
Валик рассказывал о том, что у них в классе нет второгодников. Леню Котенко и Колю Квашуту, которые плохо учились, ребята взяли «на буксир», и они тоже перешли в шестой класс. Поедет ли он в лагерь? Нет, он никуда не поедет. Отец строит дом, и они с братом помогают ему. В этом доме у них с братом будет своя комната. Ходят на рыбалку и в лес. А еще по очереди с Витей пасут корову Мусю…
Анна Никитична, улыбаясь, смахнула слезу. Александр Феодосиевич молча куда-то вышел и скоро вернулся с новеньким велосипедом. Ох и обрадовался Валик подарку! Целыми днями гоняли мальчики на велосипеде, уезжали далеко по Славутскому шоссе или ездили на озера, купаться и рыбачить.
Ранним июньским утром Валик вышел из дому покататься на велосипеде, но тут же вернулся испуганный и бледный.
— Что, наскочил на кого? — спросил отец.
— Война! Немцы напали! — взволнованно выпалил Валик.
…В то воскресенье, когда разнеслась весть о войне, Валя и Витя пошли с ребятами на польское кладбище. Все были возбужденные, говорили, перебивая друг друга:
— Ну, теперь фашистам достанется!!
— Мы их быстро разобьем!
— В два счета!
— Ой, смотрите, хлопцы, смотрите!
Над лесом с ревом пронеслись большие самолеты с черными крестами на крыльях. За станцией торопливо заговорили зенитки, по всей улице во дворах залаяли собаки. Над самой головой ребят пронесся пронзительный тошнотворный визг. Ребята инстинктивно вобрали головы в плечи. В ту же минуту где-то поблизости дважды оглушительно грохнуло. Из-за леса поднялось черное зловещее облако.
Ребята испуганно переглянулись и, не сговариваясь, бросились бежать. На улице Ленина их обогнала машина «Скорой помощи». У больницы они увидели, как из машины осторожно вытаскивали носилки. На них лежал старый железнодорожник. Обезумевшими глазами смотрел он на окровавленный обрубок ноги. Валя почувствовал неприятный озноб, хотя день был жаркий. Он хотел уйти — и не мог: ноги словно приросли к земле.
…К вечеру началась мобилизация. Александр Феодосиевич отправился в военкомат и пришел только на следующий день. На нем была новая форма со скрипящим ремнем, пилотка, грубые кирзовые сапоги.
— Опять уходишь! — утирая слезы, сказала Анна Никитична.
Александр Феодосиевич не ответил. Он привлек к себе сыновей, молча гладил их головы. Всей семьей отправились на вокзал. На путях стоял эшелон теплушек. Перед ним шевелилась, голосила и плакала, пела, плясала и заливалась гармоникой толпа.
— Вы, сынки, слушайте маму, — сказал Александр Феодосиевич. — Будьте ей во всем помощниками!
Тревожно завыли сирены.
— Воздух! — закричали командиры.
Перрон моментально опустел. Над станцией, пикируя в сторону аэродрома, с воем пронеслись самолеты. Далеко за полотном загрохотали взрывы.
После отбоя воздушной тревоги мобилизованных спешно погрузили в вагоны и эшелон тронулся. Ребята долго смотрели вслед эшелону, увозившему их отца. Не знали они, что виделись с отцом последний раз…
…Каждый день радио сообщало об упорных боях, о потерях, об оставленных населенных пунктах. По городу ползли тяжелые вести:
