Как он мог не заметить, что она совершенно измотана? Ее рука дрожала, под глазами были синие круги.
Как он мог считать проявлением такта то, что не принимал во внимание, что она делала весь этот день? Как будто физический труд был чем-то постыдным, достойным лишь жалости.
А что же она делала целый день?
Все, что он знал, ограничивалось тем, что Мари-Лор помогала приготовить торжественный обед — превосходные блюда, которые он с удовольствием ел. И еще то, что она трудилась в судомойне.
Но что именно слуги делали там? Виконт полагал, хотя и не был в этом уверен, что там мыли посуду, горшки. Пищу варят в горшках, не так ли? Или они там пользовались сковородами? Горшки, сковородки — какая разница? Он, вероятно, все равно не смог бы отличить одно от другого.
Жозеф имел слабое представление о том, как делают омлет. Человек просто садится за стол, и на нем появляется еда, слегка прикрытая слоем теста, или ароматная с краснеющим наверху клубничным соусом, так хитро и умело разложенным, что напоминает женщину, приготовившуюся к встрече с любовником. И такая же молчаливая, хранящая тайну своего приготовления.
Он взглянул на девушку у окна. Даже веснушки не скрывали ее бледности. Она поднесла ко рту огрубевшую руку, пытаясь скрыть еще один зевок, но это была жалкая попытка.
— Вы устали. Работали целый день. Приготовление такого обеда, должно быть, требовало большого труда.
— По правде говоря, я его не готовила. — Мари-Лор пожала плечами.
— Ну тогда делали… э… что-то, что там надо было… А я задерживаю вас так поздно всеми этими разговорами.
— Мне приятно разговаривать с вами. У меня больше нет возможности поговорить.
— И все же… — Ему было стыдно. Жозеф думал, что это он трудился в поте лица, кланяясь, жеманничая и очаровывая гостей. Он считал, что проявляет великодушие, не обращая внимания на ее низкое положение. И к тому же героем и мучеником, потому что не трогает ее.
Черт бы побрал его эгоцентризм — видимо, он даже неправильно понял те жаждущие взгляды, которые она бросала на его кровать. Жозеф полагал, что она думает о том же, о чем и он.
— Вам надо поспать. Я скажу Батисту, чтобы он отвел вас обратно. Или… — вам было бы намного удобнее — не желаете ли немного поспать здесь? Вы знаете, что вполне можете мне доверять.
— Я знаю.
— Потому что я никогда…
— Не злоупотребите своей властью над служанками. Да, вы упоминали об этом. — Мари-Лор говорила спокойно, но ее чуть скривленные губы, как ему показалось, намекали на иронию. — Хорошо, может быть, я прилягу, совсем ненадолго. — Она спустила ноги. На левом чулке около лодыжки виднелась маленькая дырка.
Кровать у него была высокой. Может быть, ему надо подсадить ее? Нет, лучше не надо.
— Отдохните немного, — прошептал виконт, когда девушка погрузилась в подушки. Она вздохнула и вытянула ноги, устраиваясь поудобнее. — Отдохните… немного. — У него сжало горло. Но она не слышала этого. Мари-Лор уже заснула. Она лежала неподвижно, и только ее грудь медленно опускалась и поднималась. Прошел час. Потом виконт оторвал от нее взгляд и шепнул Батисту, чтобы тот разбудил Мари-Лор и отвел ее в комнату наверху.
Ее лицо залилось румянцем, когда первые лучи солнца заглянули в комнату и Мари-Лор вспомнила о событиях прошедшей ночи.
Неужели на самом деле она заснула в его постели? Как неловко все получилось. В какой невинной близости они провели этот вечер.
«Знаете, вы вполне можете мне доверять». Действительно могла, и это было хорошо. Очень хорошо, что он порядочный человек.
И пусть вечер оказался совсем не похож на ее мечты о встрече с месье X в его спальне. И уж совсем не таким, каким его представляли обитатели замка.
Да черт с ними, с обитателями замка! Черт с ними и их распутными фантазиями.
Луиза, делившая с Мари-Лор постель, вернулась с похорон матери поздно ночью, когда ее соседка была в комнате Жозефа. Конечно, Луиза это знала. Ее жених, конюх Мартен, рассказал ей все, когда встречал возлюбленную у гостиницы.
Луиза была благочестива и верила в святость заповедей. Как она сказала Мари-Лор, они с Мартеном ждали, когда смогут пожениться. Ночью, когда вернулась Мари-Лор, Луиза уже спала, что подтверждал ее громкий храп. Но Мари-Лор показалось, что даже во сне подруга не одобряла ее, судя по тому, как она лежала, отвернувшись к стене.
