Но когда в судомойню зашла Бертранда и сунула ей какие-то сухие травы, завернутые в бумажку, Мари-Лор с трудом удержалась, чтобы не хихикнуть.
— Заваришь с ними чай, — сказала Бертранда. — Пей каждый день и не забеременеешь… Ладно, — смущенно добавила она, заметив скептический взгляд Мари-Лор, — это лучше, чем ничего не делать, потому что я сомневаюсь, что он захочет беспокоиться о…
Мари-Лор поблагодарила ее и заварила чай. В данном случае, подумала она, травы, как никогда, оправдают себя на сто процентов…
— Ну и как она, Жозеф?
Сдержавшись, чтобы не содрогнуться, виконт искал подходящего ответа на вопрос брата.
Он полагал, что Юбер пытается казаться опытным в таких делах. «Если бы только, — подумал Жозеф, — у брата не было такого слюнявого рта». Тот выглядел отвратительно при солнечном свете.
Утром Юбер уже провел целый час с Амели, убеждая ее, что в его заигрывании со служанкой не было ничего необычного. Это случается, говорил он ей, в самых лучших, старейших аристократических семьях. Да, это достойно сожаления, но чего можно ожидать от слабовольного молодого дворянина с горячей кровью, такого как он?
Конечно, уверял он, если бы не его долг перед братом, который мог бы получить более утонченное удовольствие с более элегантной дамой. Но — он наклонился к ней, изящно расставив ноги и почти ткнувшись носом в ее грудь, — она должна понимать, что в старинных семьях существуют обязательства по отношению друг к другу.
Амели успокоилась довольно быстро. Оказалось, ее довольно легко уговорить больше не дуться, особенно после того, как он обещал на банкете привести в восхищение и восторг всех гостей. Он обрадовался, когда его позвали к отцу играть в шахматы, которому он рисковал проиграть, но игра от этого не становилась менее интересной.
А теперь он собирался вместе с братом на охоту на кроликов.
Поле буквально кишело этими существами. Собакам нравилось выслеживать их, а Юберу — стрелять. Двое слуг несли ружья и мешок, непрестанно пополнявшийся маленькими пушистыми тельцами. Изображая полную увлеченность хотой, Жозеф поднял ружье, прицелился и нажал на курок. Прекрасно. Достаточно близко для убедительного промаха.
Еще одна забава, ведь сегодня он не был расположен убивать этих невинных зверьков. Юбер подстрелил большого кролика, и собаки с азартом бросились искать тушку.
Юбер удовлетворенно кивнул и вернулся к разговору.
— А вчерашняя добыча? — спросил он. — Она хотела? Она кажется горячей, страстной малышкой. Или тебе пришлось принудить ее, она кричала?
«Если он и дальше будет пускать слюни, — подумал Жозеф, — У него закапает слюна, как у собаки».
— Они притворяются, знаешь ли, что им не нравится. — Юбер явно гордился, что может поделиться опытом. — Особенно когда ты швыряешь их и заставляешь…
Конец фразы почти утонул в визгливом смехе.
Жозеф чувствовал себя так, как будто снова очутился в школе. Ему следовало подготовить свой рассказ. Как и многие джентльмены, Юбер оставался школьником-переростком, он испытывал удовольствие, рассказывая о своих любовных победах, и не меньшее, слушая рассказы других.
Хуже всего было то, что такие хвастливые разговоры неизменно велись в присутствии слуг, на которых не обращали внимания. Большинство его знакомых аристократов не сознавали скрытую в их рассказах жестокость, но более изощренные из них любили злоупотреблять ею. Барон Рок, например, славился тем, что, оживляя свои обеды вульгарными рассказами о ночных оргиях, в конце обеда, когда подавали сыр, объявлял, что женщина, чьи любовные утехи он так подробно описывал, была дочерью или женой одного из обслуживающих их сейчас лакеев.
Нетерпение Юбера росло.
— Она была… восхитительна, — вздохнул Жозеф. — И?..
— И… — он взглянул на кончик уха пушистого кролика, выглядывавшего из мешка лакея, — совсем невинна.
Он подумал о деде теперешнего короля, Людовике XV, содержавшем личный бордель с молодыми женщинами, за которыми он охотился, как за дичью, по полям и лесам. Это место называлось «Олений парк». «Вот это было время!» — любил говорить его отец.
Юбер хмыкнул:
— Наверное, она просила лишить ее невинности. Сколько раз ты имел ее?