Мари-Лор послушно развела руки, ей хотелось попробовать, сможет ли она поднять их до уровня плеч, и оказалось, что не может. Корсет, в который ее затянула Клодин, был слишком тесным, стягивал талию, плечи и поднимал ее груди так, что они походили на пирожные со взбитыми сливками, поставленные на поднос.
Она оглядела себя в одном из высоких зеркал голубой спальни. По крайней мере одна давняя мечта исполнилась. Веснушки исчезли: густой слой пудры и румяна превратили ее лицо в безжизненно-красивое лицо куклы.
А скоро осуществится еще одно, более интересное желание. Мари-Лор познакомится с послом Бенджамином Франклином. Если он действительно придет на прием, который в этот день устраивала маркиза. Он обещал, что постарается прийти, если подагра и камень в мочевом пузыре не будут слишком досаждать ему.
Прием устраивали в честь Жозефа, которого сегодня должны были выпустить из Бастилии. Государство сняло с него обвинения, но ему все же предстоял короткий суд за побег и затем оправдание.
Маркиза рассчитывала, что к вечеру он будет дома и примет участие в торжестве.
— Мы пригласим всех, — заявила Жанна, — кто что-то собой представляет. И всех, кто нам нравится. Прием начнется в конце дня. У нас будет хороший легкий ужин, а потом фейерверк в саду.
Но даже фейерверки затмил бы посол Франклин — или доктор Франклин, как его любили называть в Париже, отдавая должное его научным достижениям. Кокетливые дамы, окружавшие его, куда бы он ни пошел, любили называть посла «папа». Мари-Лор вспомнила о своем отце. В каком бы он был восторге, если бы познакомился с этим великим человеком. И как изумился, увидев на ней это платье. Едва ли можно было сказать, что на ней было платье, скорее она была заключена внутри этой сложной конструкции.
Несколько дней назад мадемуазель Бовуазен заявила, что недовольна светлым шелковым туалетом, который заказала.
— Этот абрикосовый цвет не идет мне. Но может быть, Мари-Лор захочет примерить его.
Мари-Лор полагала, что это тактичный способ предложить ей платье для приема. Или, может быть, просто чем-то занять девушку, чтобы она не умерла от беспокойства, ожидая освобождения Жозефа.
Мари-Лор уже провела пару часов с парикмахером, успев за это время покормить Софи, а он — повосхищаться картиной в духе Руссо: парикмахер делает прическу кормящей матери.
— И ваши волосы, мадемуазель…
«Я бы отдал все, — сказал он, — если бы смог причесать вас в торжественном стиле прошлых лет, когда пользовался переносной лесенкой, чтобы добраться до верха сооружения, которое воздвигал на женских головах в прошлом». Ах, какие аксессуары, жаль, что теперь они не в моде — плюмажи, флаги, парусные корабли, плывущие по волнам взбитых волос; с особой гордостью он вспоминал даму, у которой на голове уместилась целая деревня.
Парикмахер зачесал несколько прядей Мари-Лор наверх, — не слишком высоко, заверил он, всего лишь маленький начес, намек на прошлое, чтобы уложить длинные локоны на шее и плечах. Настоящая прическа пастушки: сама королева предпочитает такой простой стиль.
— Такой свежий, невинный, такой… — Он заколебался, задумался и в заключение опытной рукой уложил кокетливой спиралью последний локон и опустил руки.
Явно истощив весь запас прилагательных, он повторил сказанные в самом начале:
— Voila, мадемуазель, это так, так… в стиле Руссо, не правда ли?
Мадемуазель Бовуазен одобрила «пастушку», прекрасно г гармонировавшую с платьем, которое могло казаться Мари-Лор чудовищно роскошным. Но на самом деле оно было немного проще и более девичьим, чем платья, бывшие в моде в прошлом году.
Во всяком случае, портнихе удалось создать такое впечатление. Шелковая юбка абрикосового цвета расходилась ниже талии, открывая каскады оборок ослепительно белой нижней юбки с едва заметной вышивкой в тон голубым пышным бантам, украшавшим корсаж.
— Вот именно такое платье во Франции набрасывает на себя по утрам пастушка, — проворчала Мари-Лор, — когда отправляется сказать коровам «бонжур».
Она медленно повернулась перед зеркалом. Голубые атласные туфельки были немного тесны, но не настолько, чтобы забыть о железной конструкции, сжимавшей талию и живот. Но она была в восторге от закругленных высоких каблуков и изящных пряжек.
