Дэвид заглянул в кухню, где за длинной стойкой сидел его отец. Тот пил кофе и что-то читал.
– Я иду спать, – сказал Дэвид.
Тайсон взглянул на кухонные часы – почти одиннадцать. Марси вот-вот должна прийти из магазина. Вечер стоял теплый, и Бен сидел босиком, без рубашки, в шортах из обрезанных джинсов.
Дэвид поинтересовался:
– Что ты читаешь?
– Да вот просматриваю копии вырезок из газет и журналов. Взял из библиотеки. Личные отчеты о сражении при Хюэ.
– Мы сейчас проходим это. Я имею в виду Вьетнам. По истории.
Тайсон улыбнулся.
– Помню на втором курсе мы только добрались до Эйзенхауэра, когда тот отправил морскую пехоту в Ливан.
Дэвид подвинул стул и сел напротив отца. Тот отложил фотокопии в сторону.
– Как у тебя дела в школе?
– Все в порядке.
– Насколько я слышал, дела обстоят иначе.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе приходится выдерживать шквальный огонь?
Дэвид виновато посмотрел на отца.
– Я улажу это.
– А ты сможешь?
– Ты всегда учил меня самому решать свои проблемы. Помнишь, когда я был совсем маленьким, ты выговаривал мне за рев. Больше я не приду домой заплаканным.
Тайсон окинул взглядом сына.
– Но ведь это совсем другое дело. Это моя вина. Ты можешь пожаловаться мне.
– Я не жалуюсь. Все не так уж плохо. Некоторые ребята... и девчонки... стали даже дружелюбнее.
Тайсон кивнул.
– Я переживаю то же самое. Но все же будь начеку.
– Я знаю.
Бен понял, что видит сына в ином свете. Давид был одним из тех мальчишек, которые считали своего отца лучшим человеком в мире. В наши дни это редкость. Об этом не говорят, и никто это не доказывает и не опровергает. Просто независимо ни от чего в их семье это переходило из поколения в поколение – Бен так же благоговел перед своим отцом.
– Хочешь пива?
Дэвид колебался, затем подошел к холодильнику и вытащил две бутылки. Открыв, одну протянул отцу, другую поставил перед собой и сел за стол.
Отец и сын выпили. Бен сейчас вспомнил Джина Конроя, едва знакомого человека, подошедшего к нему в клубе. Он извинился за поведение своего сына Дерека в отношении Давида. Тогда впервые Тайсон услышал о существовании такой проблемы. Однако он знал, что-нибудь в этом роде должно было случиться: в детях бродит потенциальная жестокость. И Тайсон не переставал себя спрашивать, не вдаваясь в подробности, мог бы Дэвид когда-нибудь быть бойцом роты «Альфа». Временами он надеялся, что его сын унаследовал эту жестокость, если нет, ему не выжить в этом мире.
– Взрослые обманывают почти каждое новое поколение молодежи, заставляя умирать за них и их идеалы. Ты понимаешь это?
– Думаю, что да.
– А я не хочу, чтобы ты боролся за меня. Я говорю, к примеру, о Дереке Конрое.
Дэвид разглядывал наклейку на бутылке.
– Я никому не дам спуску за клевету.
– О'кей. Пока ты защищаешь себя, снося личные оскорбления или что-то вроде того. Но не защищай моючесть.
– Почему?
– Я только что объяснил тебе. Взрослые надувают молодежь, впутывая их в свои разборки.
– Ты не надуваешь меня.
Разве нет? Процесс взросления, думал Тайсон, уносит с собой частичную потерю невинности – символа детства. Это время, когда неопытное существо получает сильное моральное потрясение от слов или действий самого близкого человека. Пора, решил Тайсон, Дэвиду узнать, что его отец невиновен. С этим знанием Дэвид вырастет и сможет бороться за настоящего, а не за придуманного Бена Тайсона, если, конечно, выберет эту стезю.
– Я хочу рассказать тебе то, чего никто из моего взвода не знает. Я расскажу тебе, как смогу, что же случилось в госпитале Мизерикорд. О'кей. Прежде всего ты должен знать, что Пикар написал в своей книге в основном правду. Мой взвод перекрошил больше сотни мужчин, женщин, детей. Самый молодой боец моего взвода был ненамного старше тебя. Его звали Симкокс, и я видел, как он расстрелял медсестру такого же возраста, как и он сам. Хочешь, чтобы я продолжал, или хватит?
Дэвид закусил нижнюю губу. Наконец он выдавил:
– Нет. – Он поднялся со стула. – Это неважно. Я знал, что все это правда. Мне безразлично. Я иду наверх.
– И натянешь одеяло на голову?
– Я не хочу слышать это, папа.
Тайсон кивнул.
