Марси поднялась и пошла в ванную за аспирином и мазью.
Тайсон проглотил таблетку, а Марси трудолюбиво растерла линиментом колено. Он впал в полусон, но почувствовал, что она вновь ушла и вернулась с тазиком теплой воды и губкой. Она обмыла его гениталии, стерла влажной губкой соль с его тела. Укрыв мужа простыней, прилегла рядом.
– Тебе нужно как следует отдохнуть.
– Разбуди меня в четыре.
– О'кей. – Она крепко обняла его, и он тут же заснул в ее объятиях.
Марси подождала немного, потом вынырнула из постели. Она поставила часы на пол, выключила свет и, надевая на ходу халат, подошла к двери. Что-то заставило ее вернуться. Она взглянула на спящего мужа, освещенного бледным светом луны. Он никогда не спал, лежа навзничь, и в этом положении было что-то смутно тревожное. Она следила за его ровным дыханием и думала, что лучший человек, которого она когда-либо знала, вынужден страдать за прошлые грехи армии и страны. Марси на цыпочках покинула комнату и тихонько прикрыла дверь.
~~
Тайсон, открыв глаза, увидел через окно приход нового румяного дня, проворно разогнавшего ночные тени. Дотягиваясь и зевая, он слышал крики чаек и верещание соек, потом вздрогнул от сурового завывания какого-то судна, эхом раздававшегося над заливом. Ажурная зелень туи источала смолистый запах.
– Хорошо. Я жив, – сказал он сам себе. – Я дома.
Бен Тайсон мчался на «триумфе» на Шор-Парквей мимо ярко-желтых островерхих скал, мимо светлых кубиков домов. Над землей в пронзительной синеве стояло солнце, посылая колючие пульсирующие лучи на землю. Пекло нещадно. Слева он увидел парашютные вышки острова Конвей, а еще дальше бескрайние воды Атлантического океана.
Тайсон надел элегантный бежевый костюм из тончайшей шерсти, в котором он намеревался прибыть на место службы, хотя армейским приказом ему предписывалось явиться в военной форме.
– Ну, – сказал он вслух, – может быть, они не заметят.
Ему на память пришел первый день его службы, 15 сентября 1966 года. Тысячи призывников толпились перед кампусом Адельфийского университета. Отсюда специальные автобусы забирали новобранцев в призывной пункт, что на Уайтхолл-стрит в нижнем Манхэттене. Время сборов приходилось на шесть утра. И Тайсон до сих пор не мог понять, почему выбрано именно это время: то ли оттого, что армия любит начинать день на рассвете, то ли считалось, что умнее вывозить этих мальчишек из пригородов под покровом предрассветной темноты.
Он посмотрел на часы приборной доски автомобиля. В Форт-Гамильтон он должен добраться до пяти часов пополудни – довольно раннее время, решил он, чтобы доложить о прибытии прямо начальнику строевого отдела, но довольно позднее для начала медицинского осмотра, оформления документов, заполнения раздаточной ведомости и всех других формальностей, о которых он вспоминал с большим неудовольствием.
Тайсон взглянул на свои руки, крепко державшие руль, потом на спидометр. Двигался он со скоростью 65 миль в час, но поскольку торопиться ему было некуда, снизил скорость и повел «триумф» по правой стороне дороги. По радио Боб Дилан выводил прозрачно нежную песню «Мистер Тамбуринмен».
Впереди в полумиле от него массивный мост Верразано, соединял Форт-Гамильтон и Форт-Уодсворт. «Триумф» шел легко, дорога не была забита транспортом, над головой кружили чайки-крикуньи. Тайсон резко свернул на наклонный въезд. Миновав его, сделал несколько правых поворотов и подъехал к центральным воротам. Он остановился на минуту перевести дыхание и медленно подкатил к посту военной полиции.
Из будки вышла девушка лет двадцати с короткими рыжими волосами и широким приплюснутым носом. Тайсон вручил ей пропуск и призывные документы. Она быстро просмотрела их и вернула ему.
– Вы должны доложить о своем прибытии в штаб. Знаете, где это?
Некоторая бесцеремонность в обращении могла бы остаться Тайсоном незамеченной, будь он гражданским лицом. Но в данном случае спустить подобную заносчивость он не смог. Взглянув на медальон с ее фамилией, он сказал:
– В следующий раз, когда я буду проезжать мимо ворот, рядовая первого класса Нили, то прикреплю на бампер этой машины офицерские погоны, чтобы вы, как положено, отдали честь. И если я остановлюсь, вы будете обращаться ко мне не иначе, как «сэр».