Виталик от боли ойкнул, еще больше округлил глаза.
— Да нет, что ты, бог с тобой, Глебка, какое ж тут у нас убийство-то, брось… Говорю же — несчастный случай, военное эхо, не в первый же раз у нас в городе такое, до сих пор в земле всякого дерьма военного много находят… Следователь нам сказал, что по весне железяки сами из земли наверх по каким-то физическим законам вылазят, а вы, мол, не поглядели, развели над ней огонь — вот и получилось… Когда там, в костре-то, грохнуло, мужиков наших посекло, конечно тоже, камни разные, мусор, стекло разбитое, а ей, вот, видишь, копейка из костра какая-то случайная, старая, вылетела — и в голову! Прямо на месте девчонка и упала… Крови-то не было, только такая небольшая царапина на виске — и все.
Подвыпив, Виталик с усилием старался строго и убедительно сводить брови на круглом лице.
— Брось ты это, ну не рви сейчас сердце ни себе, ни мне… Ну чего ты так разгорячился, разговорился тут еще… Когда ты спокойный — все хорошо, или вот когда ты улыбаешься — это же ведь тоже замечательно! Слушай, Глебка, давай еще немножко выпьем — я курочку тебе сейчас подогрею… Хочешь же ведь курочку-то? А вот про политику, про современную президентскую линию, ты можешь мне все грамотно ответить?
— Послушай, мой кулинарный друг, не задавай дурацких вопросов под горячее. У тебя вон капуста в бороденке запуталась, зрелище со стороны не очень солидное, особенно когда ты про политику утомленного человека начинаешь расспрашивать.
— Брат, ты говоришь хорошо! — Виталик попытался гордо выпрямиться на стуле…
«Да-а, мой верный Панса, даже самые лучшие в мире и очень верные оруженосцы должны иногда отдыхать от своих забот.»
Капитан Глеб Никитин заботливо положил Виталика на кухонный диванчик и поправил у него под головой подушку с красиво вышитым Микки-Маусом.
«А пескари наши пускай еще немного поживут, поплавают. Другие забавы, кажется, в здешней приятной тишине для меня наметились…»
ПЛОХОЙ СОН
Вспомнить, как и когда появились эти ощущения, никогда не удавалось.
Блестящий самолет с ревом летел над морем, над песком и над деревьями, потом — огромный черный взрыв, взрыв настолько близкий, что даже во сне хотелось протереть глаза от попавшей сухой земли… Дым, горят деревянные веранды в детском саду, кто-то громко и непонятно кричит; много, очень много людей, …они бегут среди редких высоких сосен, потом все это как-то быстро становится далеким, без деталей, без крови, без шума, только тихая музыка…
…Иногда снились белые военные мундиры, блестящие медали, усатые ухмыляющиеся лица, холодное шампанское… потом снег, потом опять дым, от которого болела голова, ломило виски и хотелось просто долго лежать с закрытыми глазами…
Пятница. 09.10.
Берег
Глеб Никитин остановил такси у знакомой рощицы и вышел к реке.
В утреннем воздухе, застоявшемся после ночного дождя и безветрия, до него внезапно донесся запах карамели с городской кондитерской фабрики; вдалеке, выше по течению, вроде неподвижно, но с дымом над трубой, стоял на светлой воде небольшой буксир, да пока еще без пронзительных жадных криков летали низко над песком белые чайки…
Река сильно опустела за эти годы — не было видно горбатых деревянных плотов под берегом, куда-то исчезли маленькие голубые домики городских пристаней, меж которых совсем еще недавно постоянно шустрили речные трамвайчики — обычно два-три торопыги бежали по зеркалу реки в разные стороны одновременно; не тревожил сейчас прозрачную воду подъемами бревен комбинат.
В эти минуты фигура Глеба на утреннем берегу действительно была странна для любого пристального местного взгляда. Он не делал ничего по-городскому привычного, просто стоял на высоком откосе и неспешно оглядывался по сторонам.
По темному береговому песку от дальних пятиэтажек совсем недавно прошел человек с крупной и наверняка послушной собакой: две цепочки свежих ровных следов уходили далеко за поворот берега. У обрыва, на наметенном ровном участке стелилась и тут же пропадала в траве легкая цепочка мышиных отпечатков.
В больших деревьях на откосе глухо ухнуло.
«О, и вяхири еще здесь живы! Ну поздороваемся же, дикари!»
