Силу и волю у человека отнимают в большей степени не холод, не голод и не страшные лишения, а то, когда вокруг него все долгожданно становится мягким, теплым и чистым.
Капитан Глеб, посмеиваясь, сдался без особых встречных условий, быстренько нырнул в старый спортивный костюм, который матушка сохраняла к его приездам чистым и глаженым уже долгие годы, и босиком прошлепал в ванную.
Через дверь донеслось опять ласково:
— Коврик положи под ноги-то, чтобы не холодно было на пол мокрому вставать… Селедочки-то тебе почистить? У меня картошка еще с обеда осталась.
— Согласен.
Горячая вода была действительно хороша. Но ванна, их чудесная домашняя ванна, когда-то в детстве просторная, как океан, опять оказалась маленькой… Пришлось в истоме плавно согнуть ноги в коленках.
Стукоток ножей и вилок на кухне был мил и неспешен. Там же еще бормотало местным негромким голосом радио.
Зная, что нет рядом никаких забот и неприятностей, Глеб уснул.
И пробуждение его было таким же плавным и несерьезным.
— Эй, мореходец! Жив ли ты там? Не потонул?
— Не, мам, у тебя здесь погибнуть никак нельзя! Глубины не те.
— Выходи, выходи, давай! Почти час уж как без ответа бултыхаешься! Хватит. Давай быстро за стол, остывает уже все!
Тридцатилетние табуреточки поскрипывали, знакомый рисунок потертых фаянсовых тарелок обещал привычные вкусы и запахи.
— Селедочки сейчас тебе положить?
— Мам, давай-ка я лучше начну с борща.
Старушка села напротив и, опять просияв тихой усталой улыбкой, поставила бледные руки под свое морщинистое лицо:
— Кушай, кушай…
Здесь не нужно было что-то изображать или притворяться. Глеб просто плотно и вкусно поел.
— Похоронили-то они Маришку где?
И траур в эти минуты был тоже неуместен. Прожевав, Глеб нахмурился, желая быть точным.
— Не знаю, мам, забыл уже здесь многое… Виталик говорит, что на каком-то новом кладбище, в Покровах вроде. Про остальное не знаю.
Совсем было пригорюнившись, матушка вдруг легко взмахнула ладошкой:
— Дак это же хорошо! В Покровах-то и храм от новых могилок недалеко, видно его через березки, и от дороги совсем рядом, идти если. Автобус туда тоже хорошо ездит, утром и вечером по два раза. В прошлый-то раз, когда дядьку Васю Сизова хоронили, там глины по осени было много, с ближнего-то краю, а сейчас уже, небось, песку все больше на могилках-то, если к деревьям будут дальше копать… А кто на сороковинах-то у них был?
— Много людей. Знакомых человек пять-шесть.
— Ну и ладно.
Железный чайник потихоньку начинал бренчать на электрической плите тонкой помятой крышкой. Глеб ждал еще вопросов. Чудесная и долгая ванна помогла сосредоточиться, как всегда. Он уже знал, что будет отвечать. Лгать матушке было неправильным, да и не хотелось.
— Что-то там у ребят-то твоих, не ладится, что ли, если ты переживаешь так сильно?
— Да, мам, нехорошая история произошла. Вдобавок и у Назарова с женой немного не так получается, и Жанна никак в себя после всего этого не придет… Еще и Марек интересную супругу себе выбрал.
— Ты бы лучше сначала со своей семейной жизнью разобрался… — матушка поднялась переставить тарелки. Горячую мисочку с отварной картошкой и намасленную селедку поставила перед Глебом. — Решил бы сначала свои непонятности, а потом бы уж и чужим людям помогать бросался.
— Чего ты встреваешь-то? Сами бы меж собой понемногу и разобрались, небось, не маленькие… А что, если не получится у тебя помочь-то им?
— Очень хочу, мама, чтобы получилось. Очень.
Все шло по плану. Все было вкусно и знакомо. Глеб улыбался про себя, чувствуя легкость и силу в чистом и теплом теле. Матушка, шурша вязаными тапочками, взялась наливать себе чай.
— Виталик один и остался путный-то у вас. Хороший мужичок, хозяйственный. Он все так же на производстве-то и трудится, да?
— Ага.
— Что ж ты теперь, из-за этих забот-то, на рыбалку свою никак и не выберешься? А ведь отдыхать домой приехал… Не забудь, нам с тобой еще к тете Тоне в гости сходить бы надо, она завтра возвращается, за котами-то своими любимыми ко мне придет, все равно про тебя спросит, обязательно ведь захочет увидеть. Тортик купить какой бы надо.
