Голубоглазый атлет пытался скрыть раздражение:
— Я все знаю, Эшли. Вы управляющий курортом Канова-Спа, а я прокурор этого округа. Чего вы от меня хотите? Чтобы я сделал вид, что он сам упал на нож и это несчастный случай? И нечего обвинять меня в том, что я люблю театральные эффекты…
— Ладно, Барри. Забудьте. — Клей Эшли, стоявший рядом со мной, медленно покачал головой. — К черту все это! Я знаю, вы не можете замять дело. Но, ради бога, заканчивайте быстрее и увозите их отсюда. Да-да, я знаю, вы это сделаете, как только можно будет. Извините, если я что сказал… Пойду попытаюсь уснуть. Если буду нужен, позвоните.
Он ушел. Кто-то вышел из столовой что-то спросить у Петтигрю. Толмен встряхнулся, потер глаза и посмотрел на меня:
— Я вызвал вас снова, мистер Гудвин, чтобы спросить, не вспомните ли вы еще что-нибудь в добавление к рассказанному раньше?
— Вы собрали весь урожай, — покачал я головой.
— Вы не припомнили ничего из того, что происходило в гостиной? Ни одной особенности поведения, ни одного важного разговора? — (Я ответил «нет».) — А в течение дня?
— Ничего. Ни днем, ни ночью.
— Что вам сказал Вулф, когда тайно вызвал вас и показал тело Ласцио за ширмой?
— Он вызвал меня не тайно. Это все слышали.
— Но он позвал вас одного. Почему?
— Вам лучше спросить его, — пожал я плечами.
— Что он сказал?
— Я уже говорил вам. Он попросил меня проверить, мертв ли Ласцио. Я сказал, что мертв, и он велел позвать мистера Сервана.
— Больше он ничего не говорил?
— Кажется, сделал какое-то замечание насчет приятного праздника. Иногда он бывает ироничен.
— И кажется, весьма хладнокровен. У него были какие-нибудь причины не любить Ласцио?
Я сильнее упер ногу в перекладину стула. Вулф не простит мне, если каким-то неосторожным замечанием я обрушу на наши головы эту неразбериху.
Я знал, зачем Вулф постарался позвать меня одного и поинтересовался моей памятью насчет происходившего: ему пришло в голову, что в случае убийства его, как свидетеля, не выпустят из штата да еще заставят выступать в суде, а это противоречило представлениям Вулфа о приятной жизни. Я не питал никакого уважения к этому простаку, клюнувшему на приманку в виде имбирного пива в вагоне-баре, кроме того, я, в отличие от Вулфа, ничего не имел против Западной Виргинии. Поэтому я ответил:
— Конечно нет. Он никогда прежде не встречал Ласцио.
— А в течение дня не произошло ничего такого, что могло бы сделать его… ну, неравнодушным к благополучию Ласцио?
— Насколько я знаю, нет.
— Вы или Вулф знали о предыдущем покушении на жизнь Ласцио?
— Спросите его сами. Я — нет.
Мой приятель Толмен принес дружбу в жертву долгу. Он оперся локтем о стол, ткнул в меня пальцем и сказал тошнотворным тоном:
— Вы лжете.
Как я заметил, косоглазому шерифу не нравилось, что он здесь на вторых ролях, и он бросил на Толмена сердитый взгляд. Вообще, атмосфера в комнате была нездоровой.
Я изобразил удивление:
— Лгу? Я?
— Да, вы. Что говорила вам с Вулфом миссис Ласцио, когда заходила к вам в номер сегодня днем?
Надеюсь, он не заметил, как дрогнул мой локоть.
Не важно, как он это выяснил и сколько он знает. У меня не было выбора.
— Она рассказала нам, что ее муж обнаружил в сахарнице мышьяк, — ответил я, — и что он высыпал его в канализацию. Она хотела, чтобы Вулф защитил ее мужа. Она еще сказала, что он запретил ей говорить об этом кому-либо.
— Что еще?
— Это все.
— А вы только что сказали мне, что ничего не знали о предыдущем покушении на жизнь Ласцио. Не так ли?
— Так.
— Ну? — Все тем же тоном.
Я улыбнулся ему:
— Послушайте, мистер Толмен, я вовсе не пытаюсь провести вас, даже если бы и знал, как это сделать. Но примите в расчет некоторые вещи. Во-первых, я не хотел вас оскорбить — вы еще молодой человек, впервые избраны окружным прокурором, а Ниро Вулф распутал больше преступлений, чем все, о которых вы когда-либо слышали. Вы знаете это, и вы знаете его репутацию. Даже если бы кто-нибудь из нас и знал что-то, что могло бы дать вам след — а мы этого не знаем, — вы только потеряли бы время, выжимая из нас соки, потому что мы стреляные воробьи. Я не хвастаю, а констатирую факты. Вот, например, относительно первого покушения на Ласцио. Я настаиваю на том, что ничего не знаю. Все, что мне известно, — это рассказ миссис Ласцио о том, как ее муж обнаружил что-то в сахарнице. Откуда он знал, что это был мышьяк? Ласцио не был отравлен, он был заколот. В моей практике…
