Парк был расположен на окраине города. Небольшой по размеру, он был засажен молодыми деревьями, цветами и аккуратно подстриженными кустарниками. Прямые аллеи расходились во все стороны от центральной клумбы, шли прямо к обрыву, внизу которого протекала река. Днем в парке немноголюдно. Пешкина вошла через центральные ворота и селе невдалеке на скамеечке. Прошел час, второй, а Вася не появлялся. Галина вышла из парка. Она не видела, что Кошкин шел за ней, теряясь между людьми и наблюдая за Галиной. Убедившись, что она одна и никто не следит, он приблизился к ней.
— Здравствуй, Галина. Прошу прощения, опоздал. На работе задержался.
Галина остановилась.
— Намного ты задерживаешься, — с упреком произнесла она. — Ну, как дела?
— Неважные. Так я того парня и не нашел. Обманул он меня, не свой дом показал.
— Это плохо, — тихо произнесла Галина и с укоризной посмотрела на Васю. — Я прошу тебя, найди.
— Хорошо, я буду искать. Но для чего все это тебе нужно? — помолчав, произнес он. — И чего ты ко мне пришла? У меня же с ним никакой дружбы нет. Вообще, я не советую тебе лезть, куда не просят.
— Ты чего меня пугаешь? Может, ты что-нибудь об убийстве знаешь?
— О каком убийстве?
— Да Петра Кирика-то в субботу убили!
— Что ты выдумала!
— Не выдумала, а правду говорю. Как ушел с вами, так больше и не вернулся.
Кошкин вновь задумался, глядя в упор на Пешкину.
— Ладно, раз такое несчастье случилось, я найду тебе того парня. Приходи вечером к бане.
— Что ты мне — все туда, да сюда приходи. Некогда мне расхаживать. Домой приди и скажи.
— Ладно, не шуми. Придешь туда, скажу, — ответил он сердито.
— Хорошо, — согласилась Галина.
Твердым шагом, не оборачиваясь, ни на кого не глядя, Галина Пешкина пошла домой. Ничего не узнав нового, она не хотела идти к Никулину. Кошкин, посмотрев ей вслед, еще долго стоял на месте, бегая взглядом по сторонам. Он не видел переодетого в штатскую одежду Никулина и, конечно, не слышал его тихого восклицания:
— Так вот ты какой! Но один ли ты и самый ли главный!
Шура Лунева на работу не шла, а летела. Вчера вечером, проводив ее из парка, Саша Алферьев сделал предложение. Она, конечно, не колеблясь, дала согласие. Он хороший, интересный, умный. И у родителей один, баловень, любимчик. У них собственный дом, сад, большая пасека.
— Ой, девочки, какая я счастливая! — воскликнула она, как только пришла в контору и увидела своих подруг.
— А что случилось? Уж не замуж ли ты выходишь?
— Правильно, догадались.
— За кого?
— Угадайте! — не дав никому говорить, объявила: — За Сашу Алферьева.
Подруги от удивления ахнули: фронтовик, вся грудь в орденах, инженер и шумливая, легкомысленная Шурка. Им не верилось.
— Я даже спросила его: если со мной что случится, не бросишь меня? Никогда, говорит. Пойдем в ЗАГС, и — навеки!
Казалось, она была счастлива и не скрывала своего счастья перед подругами.
Но это «счастье» продолжалось недолго. К весовщицам пришел Кошкин и, подойдя к Луневой, тихо произнес:
— Шура, беда! Нам нужно немедленно поговорить.
— А что? — рассматривая какие-то накладные и не поднимая головы, спросила она.
— Разговор очень серьезный, здесь нельзя.
— Иди на улицу, я сейчас выйду.
На загрузочной площадке, указывая место, куда можно разгружать товар, Шура спросила:
— Что случилось? Говори, не тяни!
— Меня, наверное, подозревают.
— В чем?
— В убийстве Петра Кирика.
— Откуда ты это знаешь?
— Была у меня только что соседка Кирика — Галя Пешкина и все расспрашивала, куда я вчера ушел с ним.
Шура задумалась. Через несколько дней она должна была пойти в ЗАГС. Она уже представляла, как все ее подруги, родственники и знакомые поздравляют ее, как сидит она за хорошо убранным свадебным столом, все кричат «горько», а она целуется и целуется со своим Сашей. Она открыла глаза, а перед ней стоял не Саша, а Вася Кошкин и говорил о чем-то страшном.
— Галька, говоришь, была? — спросила она, приходя в себя.
— Да.
— Ну, ничего, — на миг успокоившись, отвечала Шура. — С ней я договорюсь, мы старые знакомые.
Кошкин отошел от нее также незаметно, как и приблизился.