— Вы продолжайте свою работу, а мне дайте документацию, которая у вас ведется.
— Товарищ Крамов меня уже предупреждал…
— О чем предупреждал? — быстро спросил Никулин и внимательно посмотрел на охранника.
— Чтобы я приготовил для вас…
«Странно ведет себя этот начальник конторы: то он не отходит от меня ни на шаг, то предупреждает о том, что мне понадобится».
— Когда это он вам сказал?
— Вчера.
— А сегодня он заходил к вам?
— Нет. Говорят, что он заболел от огорчения. Как ни говорите, первый раз такое случилось. Всегда в передовиках ходили, премии получали, а тут такая беда. Неслыханно! — промолвил он, тяжело вздохнув.
Слова его звучали искренне. Иногда бывает больно не верить в искренность человека. И Никулину не хотелось не верить. Но он с особой внимательностью принялся за осмотр книги регистрации пропусков. Записи на вывоз нужного груза он так и не нашел.
Охранник зашел в проходную, опустил в опечатанный ящик один за другим три пропуска на вышедшие машины и, попросив у Никулина книгу регистрации, записал их.
— Скажите, Котляров, а вы все пропуска записываете в книгу?
— А как же иначе?
— А почему нет регистрации вывоза уворованного груза?
— Не может быть! — как бы не веря Никулину, обиженно произнес охранник.
— Кража была в период с 15 по 20 июня. Я просмотрел журнал, но нужного не нашел.
— Что же это такое? — недоумевая, произнес охранник. Он непонимающе смотрел на Никулина.
— А вы пропуска посмотрите, может кто из охранников по ошибке не записал, — предложил Никулин.
Пропуска тоже не было. Никулин улыбнулся: он обрадовался тому, что логическое рассуждение его подтверждалось — кража несомненно произошла в товарной конторе. Нет записи, нет пропуска. Несомненно, кто-то все это уничтожил из местных работников. Но кто они, эти преступники? Как найти их? Ведь шелк и шерсть в ближайшие дни будут за бесценок проданы на черном рынке и тогда еще труднее обнаружить виновников. Неужели Крамов? Он первым подумал о пропусках. Он предупредил охранника. Можно было предупредить вчера, а на день раньше изъять все, что могло внушать подозрения. Нет, не может быть! Крамов был искренне обеспокоен.
Опять эта искренность!..
В кабинет, в котором расположился для работы Никулин, вошел низенького роста человек. Стриженая седеющая голова с небольшой лысиной, косоватые глаза, часто бегающие в разные стороны, редкие зубы. Черная поношенная рубашка со стоячим воротником и металлическими пуговицами. В руках далеко не новая фуражка.
— Охранник Зубенко, — представился он, немного картавя и говоря в нос. — Прибыл по вашему приказанию.
Никулин, слегка приподняв голову, пристально всматривался в него. Зубенко стоял, не шевелясь, у двери кабинета и безразлично смотрел на Никулина.
«Меня изучает, — подумал Никулин. — Одет бедновато».
— Прошу садиться, — обратился он к вошедшему, показывая па стул.
Зубенко медленно подошел к столу и также медленно сел.
— Скажите, гражданин Зубенко, вы дежурили в тот день, когда был похищен шелк?
— Кажется, я.
— А почему кажется? — перебил его Никулин.
— Потому, что я не знаю точно, когда он был похищен.
— Но сейчас установлено, кража была в период с 15 по 20 июня.
— Если верить установленному, то в это время дежурил действительно я.
— Но раз вы дежурили, то вы можете и сказать, кто вывозил уворованный груз?
— Что вы, товарищ лейтенант? Да откуда я могу знать, когда за день сотни машин заходят и выходят?
— Но в эти дни шелк и шерсть никто не получал.
— Шелк не вывозили, так другое вывозили, — спокойно отвечал Зубенко.
— Хорошо, — после продолжительной паузы произнес Никулин. — А куда вы могли положить пропуск на вывоз уворованного груза?
— Туда, куда и все, вначале опустил в ящичек, а потом в контору после смены сдал.
— Но в конторе его нет.
— А я причем? Там есть начальник, он пусть и скажет, куда он его дел. Я сдал в контору.
Зубенко еще несколько раз упомянул о начальнике, пожаловался Никулину на то, что он отказал ему в получении каких-то денег. Разговор сводился к совершенно иной теме, ничего не выяснял из загадочного случая кражи и не прибавлял нового к мнению Никулина о Крамове. Сам же Зубенко производил впечатление человека вздорного, готового все свалить на начальство.
