Следы ведут в прошлое - страница 47

З е м и т. Мне это безразлично! Я вас заставлю сказать Ливии всю правду...

В а н а д з и н ь. Бросьте! Ничего вы меня не заставите. Вы ведете себя нахально.

З е м и т (в слепой ярости). Ах так?! Негодяй!

Он бросается на Ванадзиня, хватается за ружье, хочет его вырвать. Это ему не удается. Он замахивается на Ванадзиня, но тот подымает ружье, и удар Земита приходится по прикладу. Земит опять хватается за ружье, пытается его вырвать. В момент, когда это ему почти удалось, приклад ружья цепляется за ствол ели, спусковой крючок ударяется о дерево, раздается выстрел. Ванадзинь, смертельно раненный, падает лицо вниз на землю.

— Так это было, — продолжал Земит, — и это чистейшая правда. Когда раздался выстрел и он упал... В первый момент я не понял. Я не хотел убивать Ванадзиня... Хотел только избить, проучить негодяя, который издевался над Ливией, издевался надо мной... Он был сильный и ловкий, я не смог его даже ударить... Да, я был как бешеный, но убивать... Нет, нет, нет!.. Я даже не пытался направить ружье на него... Я не знал, что ружье заряжено... Только старался вырвать его

— Но ваше дальнейшее поведение, — сказал я, когда Земит умолк, — заставляет считать, что вы хладнокровно скрывали следы преступления.

— Так ли уж хладнокровно?.. Когда Ванадзинь упал и я там стоял с ружьем в руках... Наклонился и увидел его размозженный висок... Понял, что уже ничем нельзя помочь... Я убежал в ужасе... И все время повторял, повторял даже вслух, что я не убийца, что я не хотел, не хотел убивать! Только не это! Да, я спрятал ружье... Я знал, что оно принадлежит Ешкулю... Да, я лгал, изворачивался... Я понимал: надо было пойти и все рассказать... Но я не смог. Конечно, это была трусость... Мне казалось, что это означало бы признаться, что я умышленно убил Ванадзиня... Думал, никто не поймет, не поверит, что это нечаянно...

Вот и все.

Мы уезжали в Калниене, конечно, увозя с собой Яна Земита. Из головы у меня не шла злая мысль, что на скамью подсудимых рядом с Яном Земитом нужно было бы посадить Ливию, а может быть, и Теодору.

В первом часу ночи я шел домой по затихшим улочкам Калниене, с наслаждением вдыхая прохладный воздух и чувствуя, как расслабляются мои напряженные нервы.

Последнее, что я сделал в тот вечер, было освобождение Райбача. Он тоже в конце концов рассказал то, что скрывал раньше. Оказывается, за Райбачем водились кое-какие мелкие грешки, оттого он и лгал на допросах. Например, в комнату Ешкуля он зашел за ключом, чтобы взять бензин из бочки, стоявшей в амбаре Ешкуля. Нет, бензин-то был его собственный, только доставал его он «слева» и при случае спекулировал им.

Едва я успел войти в свою комнату и зажечь свет, зазвонил телефон.

— Айя, ты?

— А кто же? Я звоню тебе каждые четверть часа. Не бойся, расспрашивать не стану... Скажи только... Ты наконец... Можем ли мы завтра...

— Да, Айя! Завтра я свободен!

— Тогда мне все ясно. Как хорошо! Ну, до утра! А теперь отдыхай. Спокойной ночи!

Я стоял у телефона, смущенно улыбаясь, в ушах еще звучал ласковый голос Айи.

Я сел в свое спальное кресло. Вынул из кармана куриного бога и покачивал его на ладони. Задумчиво посмотрел на картину — старый моряк, усмехнувшись, спросил добродушно и понимающе:

— А что ты теперь станешь делать с этим косоглазым идолом, с таинственным талисманом, в котором, оказывается, вовсе не было никакого скрытого смысла?

— Отдам ребятишкам — ну, этим, Эдвину и Айвару...

Но сейчас мне не хотелось начинать диалог со старым насмешником.

Не хотелось признаваться ему, что единственное мое желание — это чтобы завтра, послезавтра и вообще никогда у нас не случалось ничего трагического, непоправимого.

Я отказался от участия в пикнике, на который Айе хотелось поехать. До этого случая я не замечал, чтобы моя будущая жена нуждалась в обществе больше, чем я. Впрочем, ее можно было понять: Айя работала на фабрике, директором которой был Зар, и большинство приглашенных были ее товарищи по работе.

Свое нежелание ехать с ними на Пиекунские скалы я объяснил Айе примерно так:

— Меня это общество нисколько не привлекает. А душа этого общества, ваш директор Зар с его красавицей женой, — и того меньше.