Я приоткрыл дверь в кухню:
— Товарищ Дамбит, зайдите сюда. И вы тоже, — обратился я к Земиту и эксперту.
Когда все сели, я сказал:
— Покажите фотографию! — эксперт передал Земиту снимок. — Посмотрите внимательно. Видели ли вы когда-нибудь этого человека? В те времена, когда Ванадзинь жил у вас. Вообще, в его обществе?
Ян Земит держал в руках снимок и внимательно разглядывал его, словно пытаясь что-то припомнить, но, очевидно, сомневался и тянул с ответом. Я расхаживал по комнате и не торопил его.
Земит посмотрел на Дамбита, на меня и сказал:
— Кажется, видел это лицо, но где и когда? Не могу припомнить... Во всяком случае, я не знаком с этим человеком.
Я пожал плечами и взял у него снимок:
— Жаль, что не можете припомнить точнее... Пожалуйста, подождите нас здесь.
Мы с экспертом вышли и направились к «Москвичу».
Он сел в машину и стал священнодействовать. Я нетерпеливо шагал взад-вперед. Ливия, наверно, ушла куда-то, во дворе ее уже не было. Через некоторое время эксперт буркнул:
— Это отпечатки пальцев Земита. Могу ручаться! Почти на сто процентов.
Мгновенье я стоял как окаменелый: мои ощущения нельзя было назвать ни радостью, ни удовлетворением, ни облегчением — просто после огромного напряжения произошел внезапный, стремительный нервный спад.
Через веранду я вернулся в комнату, где меня ждали Земит и младший лейтенант.
— Гражданин Ян Земит! Вы обвиняетесь в том, что третьего октября этого года убили Ояра Ванадзиня.
— Нет! Нет!
— Садитесь! Вы застрелили Ванадзиня из ружья Ешкуля. В доме Ешкуля обнаружены ваши следы, а на ружье отпечатки пальцев.
— И все-таки я не убивал... Я не убивал Ванадзиня!
— Значит, вы продолжаете запираться? Отрицать все? Да или нет?
Земит сидел, отведя руки назад, судорожно вцепившись в спинку стула. Потом его руки разжались и соскользнули на колени.
— Нет... Не все, — проговорил он с трудом. — Но я не убийца, нет! Это не так!.. Если б я мог... рассказать... с самого начала...
— Именно этого мы от вас ожидаем.
Рассказ Яна Земита...
Вначале я слушал скептически и довольно нетерпеливо. Земит говорил бессвязно, запинался, подыскивая слова. Но в его рассказе, в интонации голоса все отчетливей звучала та правдивость, которую трудно подделать.
Начало рассказа было посвящено чувствам Земита к Ливии. Как я уже догадывался, эти чувства были гораздо сильнее, затаеннее и глубже, чем мне описывала их Ливия. Он никогда не переставал любить Ливию, каждая встреча с любимой для него была «безумным счастьем». Когда Ливия уехала, он «совсем зачах». Потом Ливия опять появилась у них в доме. Вроде бы та же, прежняя Ливия и все-таки иная, уже любившая другого. Этого Ванадзиня, который вскоре и сам появился в «Глубокой вспашке».
— Никто не может представить и никому я не сумею описать, какой пыткой стала для меня жизнь, — рассказывал Земит.
Он всегда был слишком скованным, слишком неуверенным в себе, чтобы тягаться с таким соперником, как Ванадзинь. Ян Земит был способен лишь на жестокую, горькую борьбу с самим собой, с собственными чувствами — и только. Он внушал себе, что нельзя быть эгоистом, нельзя не видеть, как расцвела Ливия, полюбив Ванадзиня.
И вдруг ни с того ни с сего у Ливии с Ванадзинем пошли раздоры. Ливия брошена, Ливия одинока, Ливия тоскует. Ползут слухи о Теодоре, из-за которой Ванадзинь оставил Ливию. Вместо счастливой Ливии Земит видел все более несчастную женщину, которую он даже не осмеливался утешать, считая, что Ливия почувствует себя униженной, если узнает, что ее несчастье перестало быть тайной.
Злую шутку с чувствами Земита жизнь сыграла в тот день, когда Ливия после сцены с Ванадзинем и Теодорой в мастерской прибежала домой в слезах и бросилась Земиту на шею, говоря, что он идеал мужества, он единственный, кто ее поймет...
Я перебил:
— Вынужден спросить вас: вы знали, что Ливия испытывает к вам лишь нежность сестры?
— Сестры? Но я же ей не родной брат. Всего лишь двоюродный!.. И я ни одного мгновения не чувствовал себя только родственником... Да и она тоже... Хотя о ее чувствах я не могу говорить... Думаю, что... в тот раз...