Воцарилось неловкое молчание.
— А дальше? — опомнился я наконец. — Давайте все до конца!
— Да что там дальше? Поехал к этой женщине в город, забрал свой рюкзак, ружье, старые сапоги... Сейчас, думаю, скажу ей — «прощай, милая», и точка на этом. Да не тут-то было: разоралась она, будто ее режут! Даже и хорошо, что норов свой показала: от старой жены к такой уйти — это все равно что из огня да в полымя. Конечно, бабе обидно: мол, что теперь люди скажут... Но как она не поймет, что дети для меня тоже что-то значат! А она еще их по-всякому... Убить, говорит, тебя надо и всех твоих гаденышей!.. Такой тарарам устроила — соседи усмирять сбежались. А я забрал свои вещички и пошел... И пальцем ее не тронул! Какое тут преступление? Или, может, она сама над собой что сделала?
Я молчал. Прокурор покосился на меня, как кот на мышь, попавшую в мышеловку, и спросил у Ошиня фамилию женщины, о которой он только что рассказывал, и ее адрес. Ошинь повернулся к нему, ошарашенный:
— Да неужто вы не знали? За что ж вы меня тут мурыжили?
Друва ничуть, не смутился и ответил, кивая на меня:
— Товарищ с вами разговаривает, он знает, а я не знаю и хочу услышать лично от вас.
— Ну, Мильда Мейерсон, — промямлил Ошинь. До него, видно, так и не дошло, какой тут конфуз получился.
— А живет где?
— На Аматниеку, шесть, в Калниене.
А я-то еще спешил «прижать этого дядю к стене»... Вот так отличился!
Проверка показаний Ошиня подтвердила, что он говорил правду. Мильда Мейерсон, так же как ее родственники и соседи, подтвердила, что Ошинь третьего октября был у них в доме и после бурной сцены уехал под вечер со своим рюкзаком и ружьем, которые там хранились.
Подозрения против Ошиня лопнули как мыльный пузырь.
Алиби, как говорится, было неоспоримым.
Излишне описывать, что я переживал, сидя в кабинете прокурора и ожидая, что он теперь скажет. Друва расхаживал, заложив руки за спину, потом порывисто схватил со стола папиросы, закурил и предложил мне. Я тоже взял, закурил, хоть я вообще некурящий. Неумело вдыхал и глотал горький дым, пока не закружилась голова. Молчание прокурора я принял с благодарностью — он понял меня без лишних мучительных вопросов.
— Надеюсь, первая ошибка не вышибла вас из седла, — произнес он наконец. — Каковы ваши дальнейшие планы?
Я повторил вкратце все, что знал о Ливии, Теодоре, Райбаче, подчеркнув то, что говорили о Райбаче старые Барвики.
— Предостерегаю вас от поспешности и односторонности, — сказал прокурор. — Вы теперь видите, в какой неприятной ситуации можно оказаться. Необходимо нащупать все мыслимые нити, обязательно проверить каждый известный факт и только после всестороннего анализа обстоятельств избрать какую-то версию... Ну что ж, продолжайте... Чем черт не шутит!
Через несколько часов я опять отправился в «Глубокую вспашку» — за рулем служебного «Москвича», чтобы больше не зависеть от Дамбита и его мотоцикла.
Прежде всего я решил выяснить, что произошло с Ванадзинем, когда ему пришлось заклеивать лицо пластырем. Я зашел в медпункт и задал этот вопрос врачу. Он раскрыл книгу регистрации больных: да, восьмого сентября гражданин Ванадзинь явился к нему с пораненным лицом. Врач прекрасно помнил, что Ванадзинь говорил о нападении хулиганов в городе.
— Вы не спросили, почему он не пошел в милицию или к врачу там же в Калниене?
— Спрашивал. Ванадзинь ответил, что не хотел из-за такого пустяка пропускать последний автобус и застревать в городе.
— Допустим, — сказал я. — А не говорил ли он вам, что был в городе с какой-то знакомой девушкой?
— Нет.
— Последний вопрос: могли ли те легкие ранения, которые вы видели на лице Ванадзиня, возникнуть в результате того, что его, допустим, сбила автомашина и он ударился лицом о землю?
— Ни в коем случае! Человек не может удариться о землю одновременно обеими щеками и шеей, если только он не врежется в кучу каких-то предметов, скажем камней или дров. Ссадины и кровоподтеки могли появиться от ударов кулаком или каким-то более твердым предметом.
На этом наш разговор закончился. Итак, несчастный случай отпадает. Значит, нападение? Где? В городе? Вернувшись оттуда с Теодорой, Ояр был еще цел и невредим. Нападение, очевидно, произошло после того, как он расстался с Теодорой. Скорее всего на него напали близ Песчаного, иначе он отправился бы к врачу, не заходя домой за велосипедом. Напали... Напал, может быть, тот же человек, который потом стал убийцей.
