- Браво! Брависсимо! Ура! - донеслось в этот миг с берега, и из-за кустов вышли Валерия и Цезик, захлопали в ладоши. - Браво! Горько!
- Нам сладко, - ответил, совсем не смутившись, Зимин. - Правда, Алена?
- Сладко! Сладко! - крикнула Алена, и они теперь уже демонстративно поцеловались дважды.
- Удалой молодец девицу голубит, - пропел Цезик. - Возьмите нас в лодку.
- И правда, возьмите, - попросилась и Валерия.
Зимин направил лодку к берегу и посадил Валерию на нос, а Цезика на корму.
- Вот и сидите отдельно, - посмеялся он, - а мы с Аленой будем целоваться.
На ужин они опоздали.
Вечером, лежа в постели, Алена говорила Валерии:
- Мне так хорошо. Аркадий Кондратьевич меня любит. Это правда. Он не может обманывать. Он человек добрый, а добрые не обманывают. Я верю. Боже, как мне повезло, что приехала именно в этот санаторий и именно теперь. Где бы я его встретила? Так и жила бы одна в своем поселке. Так и жила бы...
Валерия слушала ее молча, кивала головой с накрученными на бигуди волосами, соглашаясь, что Зимин в самом деле хороший человек.
- А если он любит меня, то что? - Алена сбросила с себя одеяло, села. - Что должен сделать?
- Повести в загс и жениться, - серьезно, без тени улыбки ответила Валерия.
- В загс? - Алена настороженно смотрела на Валерию. - Сразу туда? А он мне об этом не говорил.
- Так скажи сама ему.
- А узелки на веревочке я все развязала, - улыбнулась Алена и снова легла.
Валерия не поняла, о каких узелках и веревочке идет речь, и не стала переспрашивать. Только предупредила:
- На курорте, бывает, вспыхивают такие страсти-мордасти, что... Вспомни чеховскую "Даму с собачкой".
- Я кино видела. Но ведь там любовь несчастная. Он и она - семейные. А мы с Аркадием Кондратьевичем оба одинокие.
- Ну так и радуйся. И дай бог тебе счастья. Женой ты будешь примерной, верной. Можешь еще и ребенка ему подарить.
- Ребенка? Нет уж, поздно.
- По годам не поздно. Сорок шесть только. Можешь.
- Если бы... - с тоской в голосе промолвила Алена.
Валерия не заметила ее тоски, сказала о своем:
- А Цезика, этого пузанка, надо водить, как теленка на веревочке. Послушный теленок. Твой ровесник, а... - Валерия покачала головой, затряслась от смеха, - будто все впервые.
- Как впервые? - не поняла Алена. - Он же был женат.
- И теперь считается женатым, жена поехала без развода и два года голоса не подает.
- Он любит вас?
- Пусть только попробует не любить, - смеясь, погрозила она пальцем.
- Так вы, может, и поженитесь?
- Ой, Алена, наивная ты, - сразу посерьезнела Валерия. - Во-первых, я старше его, и намного. Для женщины это большая преграда. Да и любовь наша курортная. Налюбимся, разъедемся. И все. Это у вас серьезно.
В дверь постучали. Валерия и Алена натянули повыше одеяла, крикнули, чтобы заходили. Вошел Семен Раков, в майке, спортивных брюках, в шлепанцах на босую ногу. Принес Алене туфли, которые брал в ремонт.
- Готово, землячка, - поставил он туфли на тумбочку возле Алены. - Я вот подметки прибил. Правда, одна из двух кусков составлена, целой не оказалось. Но ручаюсь, надолго хватит.
Алена взяла туфли, оглядела - работа аккуратная. Поблагодарила и потянулась за кошельком, спрашивая, сколько должна за работу.
- Что ты, что ты, землячка, спасибо, что работу мне дала, а то ведь нечем заняться. Не надо мне денег. Я, если б захотел заработать, давно бы все стены в хате червонцами оклеил. Я же еще и столяр, и печник.
- Семен, а говорят, ты неженатый, - спросила Валерия. - Что ж так? В деревнях женщин хватает.
- Ага, баба у меня есть, а жены нет.
- Как это понять?
- Ну, живет у меня одна, помогает по хозяйству, а в сельсовете я с ней не расписан.
- Почему же не распишешься?
- Нельзя, не распишут. Она, - постучал себя по виску Семен, - не в своем уме.
- Больная?
- Больная. Тихая, никому зла не делает. Молчит целыми днями, только изредка словечко какое скажет. И живет у меня с войны. Молоденькая была, совсем дитя, когда ее снасильничали, а потом расстреляли каратели. А она ожила, выползла из сарая, пришла в себя. Из детдома она была. Мать моя приютила ее в своей хате. Вот и живет с тех пор. А красавица была... Да и теперь красивая.