Тяжко вздохнув, Нехорошев снова принялся за уговоры. И неожиданно увидел глаз балерины, скошенный на него, поскольку голова ее покоилась на спинке кресла неподвижно, ну да, больно же поворачивать туда- сюда. И во взгляде этом он не увидел ничего, кроме любопытства. Так, наверное, смотрят на непонятный предмет, неожиданно появившийся перед глазами. Любопытство и... еще что-то непонятное. Он продолжал по инерции убеждать, а она вдруг поманила его пальчиком.
Следователь придвинулся к ней вместе со стулом, на котором сидел. Она снова поманила, и, когда он наклонился, подумав, что, видимо, она что-то хочет сказать ему на ухо, балерина взяла его голову обеими руками и с силой потянула на себя. Он попытался отпрянуть и едва не упал ей на грудь. Да он, собственно, и упал, просто успел вовремя вытянуть перед собой руки и упереться в сиденье по бокам девицы, а оно тут же мягко ушло из-под рук. Вот он и уткнулся носом в ее живот. И замер на какое-то мгновение, не зная, как выйти из этой своей дурацкой, неудобной позы. А она хрипло засмеялась и ловким движением закинула свои ноги ему за спину и сильно стиснула с боков, будто поймав в капкан.
Он дернулся, но она не отпускала, а только приподняла его голову над собой и сказала с болезненной ухмылкой:
— Ну чего ты дрожишь? Боишься? В первый раз, что ли? Ну надо мне, прямо сейчас, вот тут, понимаешь? На-до! — повторила по слогам. — Иначе я просто с ума сойду...
Он заерзал, опираясь на согнутые локти и не решаясь положить ладони на ее обнаженные бедра.
— Только осторожнее, не здесь... перенеси меня на диван...
Она оказалась очень тяжелой. Приподнимая ее тело и стараясь делать это не резко, чтобы не доставить новую боль, он как-то посторонне подумал, что им там, тем мужикам в балете, наверняка хреново приходится — без конца поднимать баб у себя над головой. Но мысль эта мелькнула и тут же растворилась в дальнейших, уже малоосмысленных действиях.
Едва он осторожно уложил ее на диван, она стала немедленно командовать:
— Возьми вон там подушку... Засунь ее мне под спину... да нет, под талию... а теперь другую... осторожно... пониже! Расстегни здесь... да скорее же!
И все это с непонятной, беспричинной неприязнью, почти со злостью.
Ему оставалось разве что, как в добром старом анекдоте, в ответ на все эти советы и указания воскликнуть в сердцах: «Мадам, извините, но кто здесь кого... хм, трахает?!» Однако все его сомнения рассыпались в прах, когда новый сильный рывок ее рук кинул его к ней на грудь. Все остальное было проделано мастерски, в высшей степени темпераментно и фактически уже без его участия. Нет, ну как же совсем уж без него? Он тоже очень активно старался, да и было ради чего. Но балерина, конечно, показала высший класс. Впрочем, это все и надо было в первую очередь именно ей — каждый ведь сбрасывает стресс по-своему. Либо же, опаляя сознание куда более значительными и острыми отвлекающими ощущениями, пытается избавиться от мучающей организм боли. Почему бы и не таким вот способом?..
А когда они оба приходили в себя после довольно продолжительного физического и эмоционального напряжения, сопровождавшегося ее болезненными всхлипами и восклицаниями о том, как ей хорошо, из телефонного аппарата, стоящего на низком столике возле подлокотника, раздались вкрадчивые звонки. Светлана утомленно потянулась к трубке, но Игорь остановил ее руку. Она не поняла:
— В чем дело? Это же телефон!
— Вот именно. — Игорь с осуждением посмотрел ей в глаза. — Это могут звонить те, о ком я тебе талдычил битый час, и, как вижу, без всякого успеха. Ну нельзя же быть такой рассеянной! Невнимательной и беспечной, черт возьми!
-— А почему ты уверен?
Они незаметно и не сговариваясь перешли уже на «ты».
— Да потому что тебе сейчас некому звонить. Известие о покушении по телевизору передать еще не могли: слишком мало времени прошло. А ты, по твоим же словам, так рано сегодня не собиралась возвращаться домой. Тогда кто же звонит? Тот, кто точно знает, что ты жива... ну разве что пострадала немного, но жива, и он хочет в этом убедиться. Я почти стопроцентно уверен. И значит, пора срочно сматываться.
