— Узбекский Апь-Капоне! Хамидулла! Руководитель мубекской мафии!.. — В голосе Саматова было больше горечи, чем удивления. — не верю своим глазам!
Они традиционно хлопнули друг друга по плечам. Тура с трудом заставил себя казаться беззаботным.
— Хамидулла! — смеялся он. — Я смотрю, ты тут шикарно устроился!
Тура обвел глазами камеру: параша была закрыта ширмой, над которой виден был рожок обычного душа. Сбоку от кровати, на тумбочке, стоял импортный цветной телевизор. Тут же стоял телефон с вертикально стоявшей трубкой, украшенной радиоантенной.
Туру ждали.
На столе, застеленном пестрой восточной скатертью, виднелось огромное блюдо с виноградом, гранатами, персиками. Из-под такой же пестрой салфетки выглядывал заварной чайник с пиалами.
— Сегодня пятница… — как когда-то, во время их последней встречи в его доме, в Мубеке, заметил Хамидулла. — И сегодня уж тебе никак не отказаться от моего пятничного плова…
— Стоит всю жизнь положить на то, чтобы это увидеть…
— Ты что-то сказал, Тура-джан? — спросил Хамидулла.
— Я так… Ты-то как попал сюда? За что?
— Я сам решил здесь временно обосноваться, — признался мафиози. — Я решил, что мне неплохо будет уйти в сторону на время, пока начальство будет играть свои шальные игры…
— И за что тебя оформили?
— Я сам себя оформил, — успокоил Хамидулла. — И как только все успокоится, я сам… Вот этой ногой! Изнутри… Открою свою камеру! А пока…
Хамидулла показал Туре на душ в углу:
— Не желаешь? К сожалению, я не могу предложить тебе мой бассейн, как в Мубеке…
Оживший, принявший душ Тура, не скрывая аппетита, смотрел на разложенные яства. Кроме фруктов, здесь были еще казы, овечий сыр, лепешки, зелень, вареная баранина.
Хамидулла вел себя как радушный хозяин:
— Я знаю про твои беды, про жену и сына… Неисповедимы пути Аллаха! О-омин!
Хамидулла сделал традиционный жест — словно омыл обеими руками лицо.
— И мне не вернуть моего сына, моего Талгата… На все воля Аллаха! Поблагодарим же его за все, что он нам посылает… Ешь! А потом… — Хамидулла кивнул на телефон. — Ты мог бы позвонить кому-то из своих прежних сослуживцев. Хотя я бы на твоем месте не стал бы этого делать. Ты меня понимаешь…
Дверь камеры отворилась.
Хамидулла кивнул, немолодой контролер внес в камеру каган с пловом, поставил в центр стола. Потом он вынул из кармана бутылку марочного коньяка, поместил рядом.
— Приятного аппетита… — Он вышел.
Хамидулла откупорил бутылку, плеснул коньяк в пиалы.
— За твое здоровье, мент! — Они, не чокаясь, выпили. Тура ел с жадностью.
После второй рюмки Хамидулла заметил:
— Мне передали: сегодня на прогулке один козел напал на тебя. Я сказал, чтобы его сунули головой в парашу. Больше тебя тут никто не тронет, Тура…
— Ты не боишься, что нас сейчас слышат? — Саматов показал на стены.
— Нет, мой человек об этом позаботился…
— Не пойму, — Тура перестал есть, — почему ты делаешь все это для меня? Ведь я — мент! Я мешал тебе жить! И снова мешал бы — выйди мы оба сегодня на свободу… Я никогда не войду в милицейско-мафиозный синдикат…
— Аллах создал нас одинаково голыми под нашими одеждами, — заметил Хамидулла. — Ты убрал с моей дороги сына Иноят-Ходжи, который поклялся убить меня, чтобы я ему не мешал. Я только воздал добром тебе за добро. — Хамидулла встал, подошел к телевизору, включил его.
На экране появилась танцующая пара — передавали фигурное катание.
— Я хочу оказать тебе еще одну услугу, Тура. Здесь чистая бумага, — Хамидулла показал на тумбочку. — Когда мы встанем из-за стола, ты напишешь жалобу в Москву своему министру. Я сделаю так, чтобы она попала на самый верх, прямо в руки… Твое дело прекратят, тебя восстановят в милиции. Я об этом побеспокоюсь. Ты вернешься к тому, что ты делал всю жизнь…
— Так и вернусь? С нар…
— Вот именно!
Оба засмеялись, понимая всю зыбкость такого предположения.
Восточнокаспийск — небольшой городок на берегу моря — уже спал. Тусклоосвещенный, провинциальный. Обращенный к акватории.
Замкнувшая город цепь не особо высоких гор вдали выглядела землистой, в щербинках, как скорлупа грецкого ореха.
Улицы были безлюдны и тихи. Как и дворы.
