— Хейни тоже хочет навестить отца, но она поедет на своей машине, — объяснил Ринк. — Лаура Джейн, садись в машину Хейни, будешь держать цветы, чтобы они не рассыпались.
— Давай я сяду с Хейни, — торопливо вызвалась Каролина, но Ринк остановил ее взглядом.
— Мне надо с тобой кое-что обсудить, садись-ка в мою машину, — Ринк буквально затолкнул ее в «Линкольн».
— Ты видел доктора? — задала первый вопрос Каролина.
— Да, и он сказал мне то же самое, что и вам с Грейнджером.
— А он… сказал, когда это может слу…
— В любой момент.
Они молча выехали на шоссе. Лишь подъезжая к городу, Ринк спросил:
— Кто такой Стив?
— Ты имеешь в виду Стива Бишопа? — насторожилась Каролина.
— Да.
— Наш конюх.
Ринк раздраженно поморщился:
— Это я понял, а нельзя ли поконкретнее?
— Он воевал во Вьетнаме.
— И там он был ранен и теперь хромает, да?
— Да, Стив потерял во Вьетнаме ногу, — Каролина обернулась к Ринку — ей была интересна его реакция.
Он воспринял это сообщение внешне хладнокровно, но руки его напряженно сжали руль. Весь облик Ринка Ланкастера свидетельствовал о его железной воле, непреодолимом упрямстве и дьявольской гордыне.
Каролина понимала, что Ринк был готов возненавидеть Стива. Однако пробудить в себе ненависть к калеке да к тому же к ветерану вьетнамской войны было для Ринка непростой задачей.
— Когда Стив пришел наниматься на работу, он был страшно ожесточен, — продолжала рассказывать Каролина. — Ему уже отказали в нескольких местах, и у него выработалась своего рода защитная реакция. Но вообще-то он неплохой парень, честный, трудолюбивый.
— Я ничего не имею против него, но мне не нравится, что Лаура Джейн так льнет к нему.
— Почему это тебя так злит?
— И ты еще спрашиваешь? — возмутился Ринк. — Потому что это ненормальные отношения, которые до добра не доведут. Незачем ей вертеться возле молодого холостого мужчины.
— Но что в этом неестественного? Она ведь не замужем.
— Вот-вот. И не имеет никакого понятия о сексе. Думаю, ей неизвестно даже, чем мужчины отличаются от женщин.
— Скажешь тоже! — фыркнула Каролина.
— А если известно, то тем более не стоит проводить столько времени в его обществе. Потому что он-то, я уверен, эту разницу знает прекрасно.
— А мне кажется, Стив ей подходит. Он добрый и терпеливый, он сам прошел через страдания, причем не только физические. Ему понятно, что значит быть изгоем и чувствовать себя отвергнутым. Он лучше, чем кто бы то ни было, может понять Лауру Джейн.
— А если он, видя, что она от него без ума, воспользуется ее слабостью? Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?
— Стив на такое не способен.
Ринк усмехнулся:
— Еще как способен. Он мужчина, она красивая девушка, возможностей у них предостаточно.
— Ты, я гляжу, досконально разбираешься в таких вещах, да? — в запальчивости почти вскрикнула Каролина.
Ринк резко затормозил, разворачиваясь на больничной стоянке, и посмотрел на Каролину в упор. Он еле сдерживал свою ярость.
— Уж тебе-то, Ринк, хорошо известно, как обманывают невинных девушек и как дают обещания, которые не собираются выполнять.
— Ты про что? Про то лето?
— Да! У меня до сих пор не укладывается в голове, как ты мог признаваться мне в любви и спать с Мерили. Бедный, ты, наверное, чуть не заработал нервное истощение. Или я нужна была тебе для разогрева? Чтобы приятнее было заниматься любовью с невестой?
Перед тем как выскочить из машины, Ринк успел существенно просветить Каролину по части нецензурных выражений. Когда он в сердцах хлопнул дверцей, до Каролины дошло, что все это происходит на глазах у Хейни и Лауры Джейн, которые уже поджидали их у входа в больницу. Каролину трясло, но она постаралась взять себя в руки. К лифту она подошла, как всегда, приветливая и спокойная.
Медсестра, дежурившая на этаже, прежде чем впустить посетителей в палату, где лежал Роско, попросила не задерживаться надолго.
— Он плохо спал — ночью у него были сильные боли.
— Может быть, я войду сначала одна и скажу ему, что вы тоже приехали проведать его? — предложила Каролина.
Никто не возражал. Ринк волновался. Хейни была явно напугана предстоящим визитом. Лаура Джейн смотрела на все широко раскрытыми глазами, казалось, еще минута — и она бросится наутек.
