— Ты идешь сегодня в школу? — спросил гость, полистав книжечку.
Вильхо приподнялся на цыпочки и прокричал:
— Не-е-ет! Я у-чусь три ра-за в не-де-лю!
— Почему ты кричишь? — поинтересовался профессор.
— Чтобы ты лучше меня понял.
Тетка Тайми зашикала, дядя Вейно кинул на дерзкого мальчишку свирепый взгляд, а гость запрокинул голову и так хорошо и радостно рассмеялся, словно ему на крючок попалась большая семга. Он вытер глаза, заглянул в словарик и уже серьезно сказал:
— Ты совершенно прав, Вильхо. Когда плохо говоришь на иностранном языке, походишь на глухонемого.
Хозяйка поставила на стол большую миску, полную печеной салаки. Хозяин встал на скамейку и аккуратно срезал ножом с шеста два хлебца. Хлеб был жесткий, как железо, его пекли один раз в месяц и подвешивали к потолку, чтобы высох и чтобы достать его было не легко. «Вот так же впрок пекут хлеб земледельцы всего мира», — подумал Владимир Ильич.
Хозяин словно угадал мысли гостя:
— Салаку море бесплатно дает, а хлеб — его надо на скалах выращивать и каждое зерно потом поливать.
— Пожалуйте к столу, господин профессор, — пригласила хозяйка.
После завтрака Владимир Ильич разложил в каморке на столе таблицы и стал выписывать на листке бумаги длинные столбцы цифр.
Вильхо стоял у двери спальни и наблюдал.
Рыбак подозвал племянника:
— Никому не говори, что к нам приехал гость. Если кто спросит, есть ли у нас чужие, отвечай: никого нет.
— А почему нельзя похвалиться, что у нас в доме гость? — удивился мальчуган.
— Чтобы люди не завидовали. И нельзя задавать так много вопросов, скоро станешь седым, — рассердился дядя. — Не мешай ему. Садись за уроки.
Вильхо взял в руки книгу.
Рыбак вытащил из угла на середину кухни сеть, устроился на полу и принялся латать дыры. В умелых руках замелькал челнок. Поглядывая в приоткрытую дверь спальни и вспоминая слова Карлсона, Бергман думал: «Неужели это и есть самый сильный враг царя? А с виду — обыкновенный учитель».
* * *
Владимир Ильич приступил к заключительной главе «Аграрной программы». Он заканчивал 26-ю тетрадь. Свыше четырехсот страниц уже написано за последние недели. Конечно, можно было бы сделать больше, но эти переезды…
Чистых тетрадей больше нет. Владимир Ильич вышел на кухню и спросил у хозяина, нельзя ли купить в лавке несколько тетрадей.
Вильхо вскочил на скамейку, вынул из шкафа тетрадь и протянул гостю:
— Хочешь, дам одну?
Владимир Ильич покачал головой:
— Одной мне мало.
Вильхо достал еще: отец купил тетрадей на целый год.
Это были обыкновенные ученические тетради в синих обложках с белой наклейкой посередине.
Вильхо удивился: профессор, а пишет в школьной тетради.
Когда стемнело и буквы стали сливаться в одну полоску, Вильхо заглянул в спальню.
— Что ты так много пишешь?
— Решаю трудные задачки, — ответил серьезно гость.
— А ты их решишь?
— Решу обязательно.
— Знаешь что? — зашептал Вильхо. — Ты спрашивал про дорогу на Стокгольм. Зачем тебе идти по льду? Еще провалишься! Погода плохая, лед слабый. Поезжай обратно в Або и там садись на пароход. Уж очень интересно ходить на пароходе по морю, это тебе не парусная лодка.
— Хорошо, я подумаю, — ответил Владимир Ильич и погладил мальчика по голове. Затем зажег керосиновую лампу, вспомнил свою лампу под зеленым абажуром и снова погрузился в работу.
Семья села обедать.
— Господин профессор, пожалуйте к столу!
Но Владимир Ильич не слышал слов хозяина. Опустив левое плечо, наклонив набок голову, он продолжал сосредоточенно писать.
— Пожалуйте к столу, господин профессор, — повторил рыбак чуть громче.
Владимир Ильич оглянулся.
— Сейчас, сейчас, спасибо. — Он поднялся со стула, с сожалением отрываясь от работы.
Вышел в кухню, сел за стол — и вот он уже полон внимания и интереса к жизни этой семьи, к их заботам. Он расспрашивает Бергмана, как тот умудряется сеять на скалах, какие культуры выращивает, интересуется уловом рыбы, бюджетом семьи, размером аренды за клочки земли, вовлекает в разговор даже молчаливую и застенчивую хозяйку и сразу становится своим человеком в доме. «Я, кажется, овладел музыкальным ударением, — думает Владимир Ильич, быстро перелистывая словарик, — эти люди меня понимают».
