— Черт, я выгляжу привидением! — воскликнула Кэролайн. — Подай мне румяна, Марта!
Горничная вручила просимое, а Орелия сказала сестре:
— Ты и так сегодня очень красива и выглядишь великолепно! — что соответствовало истине.
Платье Кэролайн было белым, но из-за того, что в брак вступает не девица, а вдова, оно было вышито золотом у шеи, на рукавах и на подоле. Длинный шлейф, ниспадавший с плеч — его надлежало нести четырем пажам, — был вышит сплошь и заканчивался каймой из горностая. Голову Кэролайн украшала тиара, самая драгоценная и величественная в сокровищнице Райдов. Она почти напоминала корону и сияла, и сверкала при малейшем движении Кэролайн, и так же сияли и сверкали, на шее и на запястьях, ее бриллианты.
Вуаль из брюссельских кружев оттеняла темный цвет ее волос, а на столике лежал букет желтых лилий, перевязанный золотыми лентами.
— Что мне действительно сейчас нужно, так это бокал шампанского, — заявила Кэролайн. — Марта, пойди и скажи, чтобы принесли! Не понимаю, почему никто не думает о том, что мне, может быть, надо поддержать силы перед предстоящим испытанием!
— Но у тебя остается совсем мало времени, — заметила Орелия, когда Марта вышла. — Нельзя опаздывать и заставлять маркиза ждать.
— Ему это будет только во благо, — огрызнулась кузина.
Наступило молчание, потом Орелия попросила:
— Ты же будешь с ним доброй… да, Кэролайн? Он нуждается в доброте и понимании.
Но Кэролайн только рассмеялась, и не слишком мелодично:
— Это Дариус «нуждается в доброте и понимании»? — передразнила она Орелию. — А что насчет меня? Его сиятельство был очень со мной неприветлив весь вчерашний день и вел себя как медведь, у которого болит голова. Вот уж никто бы не назвал его страстно влюбленным и нетерпеливым женихом!
Она явно была настроена саркастически, и Орелия, поколебавшись, робко спросила:
— Кэролайн, ты… несчастлива?
Наступила недолгая пауза, затем Кэролайн вызывающе дернула подбородком:
— Вот еще, ничего подобного! А кроме того, медовый месяц тянется не очень долго, и Аделино подождет моего возвращения. Он поклялся, что не изменит мне за время, пока я отсутствую до нашей с ним встречи, и, хотя это может показаться странным, думаю, что он сдержит обещание.
— Но, Кэролайн, ты мне обещала, что после свадьбы станешь вести себя прилично! — опечаленно напомнила ей Орелия.
— А что ты называешь «приличным поведением»? Я тоже, и нетерпеливо, буду желать встречи с Аделино, если, конечно, мой парижский поклонник не покажется мне более привлекательным. Мы ведь, если помнишь, собираемся пару недель провести в «веселом городе»!
— Ну что я могу тебе на это ответить! — грустно отозвалась Орелия и, с болью в сердце посмотрев на отражение кузины в зеркале, едва слышно закончила: — Мне так хочется, чтобы… ты и маркиз… были счастливы…
— Когда мы говорим с тобой о счастье, то вкладываем в это слово разный смысл, и, ради бога, Орелия, перестань читать мне проповеди и поди узнай, что случилось с моим шампанским!
— Да, сейчас узнаю, — и Орелия шагнула было к двери, но, услышав за ней шум голосов, вернулась: — Несут, — сказала она, — однако тебе уже пора через три минуты ехать в церковь!
А голоса становились все громче и резче, и было похоже на то, что за дверью ожесточенно спорят двое мужчин.
Наконец дверь распахнулась, и вошел джентльмен, оттолкнув лакея, который пытался ему помешать. Волосы у джентльмена были в чудовищном беспорядке и падали прядями на лицо, темное от загара, сапоги и брюки были забрызганы грязью, что-то вроде пальто — в дорожной пыли. С минуту он стоял молча и с хрипами тяжело дышал…
И тут Кэролайн вскочила из-за туалетного столика:
