- Ни за что, - отозвался я, - лишь бы не уснуть.
- Не уснем. - Витька поплотнее прижался ко мне, и вскоре мы задремали. И вдруг я проснулся: по лесу тихо расплывался мягкий медный звук колокола. Я толкнул Витьку.
- Чего? - пробубнил он спросонок.
- Полночь, - шепотом ответил я, напряженно вглядываясь в еле заметные листья папоротника.
А колокол все звенел и звенел.
"Вот сейчас, вот вспыхнет, вот зацветет", - проносилось в моей голове. Но проходил миг за мигом, колокол умолк, во всех соседних деревнях запели петухи, а папоротник все не цвел.
- Дудки! - не вытерпел я и захохотал.
Витька тоже засмеялся:
- Здорово врет тетка-то.
Однако мы решили подождать до часу. Но и в час папоротник не вспыхнул драгоценными искрами. Наша фантазия рухнула.
Небо на востоке начинало сереть. На траве появилась роса. По колено мокрые, мы выбрались на дорогу и лениво побрели домой. Тетке за обман решили отомстить.
Сгоряча Витька предложил сейчас же забраться в ее огород и поломать еще незрелые подсолнухи. Но такой вариант мести не годился. Он нанесет ущерб, а этого мне не хотелось. Надо было отомстить тетке так, чтобы и посмеяться вволю и не в убыток ей.
Но такую шутку придумать не так-то легко. Вплоть до самой деревни мы ломали головы и ничего не могли придумать. Решили отложить на завтра.
- Утро вечера мудренее, - сказал я. На этом и разошлись по домам.
И утро действительно оказалось мудренее вечера, оно заставило нас надолго забыть о тетке.
А получилось это вот как.
ГЛАВА 2
Мы обирали в колхозном огороде помидоры.
Солнце беспощадно калило наши ничем не покрытые головы. Воздух не шелохнулся. Духота. А в нескольких метрах от нас заманчиво журчала река. Хотелось пить.
К тому же после бессонной ночи я чувствовал себя угнетенным, подавленным, а Витька беспрерывно бормотал - уговаривал уйти из Люськиной бригады в настоящую. Он почти совсем не работал. Вчерашнее общественное порицание подействовало на него отрицательно. Витька строил из себя какого-то героя и вовсе не думал загладить свою вину, а наоборот, вел себя вызывающе: кидался землей, дергал девчонок за косички, забегал вперед и назло обрывал самые лучшие помидоры, потом небрежно высыпал их в общую груду, не заботясь о том, что помидоры мнутся и скатываются на дорогу.
Ясно было, что он старается показать свое отвращение к работе бригады. Да Витька это и не скрывал.
- И чего тут хорошего, - говорил он мне, - что ты не хочешь уйти? Сегодня собирай помидоры, завтра поли свеклу - что это за работа... Тьфу. Вот в настоящей бригаде так...
- Отстань, - оборвал я, - не хочешь работать - уходи, а я никуда не пойду.
Витька опешил. Ошарашенный таким ответом, он несколько мгновений удивленно смотрел мне в лицо и вдруг выпалил:
- Ну и целуйся со своей Люськой, без тебя, чай, уйду. По-ду-ма-ешь.
Презрительно повернулся ко мне спиной и быстро зашагал к реке.
- Витька! - вспыхнул я, сжимая кулаки.
Он обернулся. Но я молчал. Я не мог говорить: меня душила злоба. Хотелось кинуться и вцепиться в лохматую Витькину голову, но я сдержался. До боли стиснул кулаки и прошептал:
- Так, значит, ты думаешь... ты думаешь, что я не ухожу из молодежной бригады из-за Люськи.
Витька хитро сверкнул глазами и, видя мои сжатые кулаки, принял воинственную позу.
С минуту тянулось напряженное молчание.
Мы, как два закоренелых врага, грозно смотрели друг другу в лицо.
Наконец Витька опомнился, зачем-то присвистнул и снова зашагал к реке.
А я как вкопанный стоял и глядел ему вслед.
"Так вот, так вот он что думает, - кипело во мне, - ну погоди, я тебе покажу". И я со злостью пнул ни в чем не повинный куст помидора.
Из-за Люськи...
"А отчего же? - спросил какой-то внутренний голос, от которого я вздрогнул. - Отчего?"
И не нашел ответа. Украдкой взглянул на Люську и, встретив ее беспокойный взгляд, стыдливо опустил глаза.
В груди моей вспыхнула тревога. Я понял, что люблю Люську. И решил во что бы то ни стало скрыть это от Витьки. Решил рассеять его подозрения. Для этого я бросил работу и тоже отправился на реку.
А следом за мной бросили работу и прибежали купаться все мальчишки.
