Скульптор и скульптуры - страница 78

Решив утешить её, он начал просто: «Я скорблю вместе с вами, сударыня. Чем я могу помочь вам в вашем бесконечном горе?»

Её ответ его сильно озадачил: «Надеждин, я твоя Муза. Пока, нарушая закон земного притяжения, ты карабкался вверх, меня боги не трогали. Но когда ты в соответствии с этим законом, грохнулся вниз, то содрогнулись и другие миры. Ты, Надеждин, пока пойми одно. Для тебя закон земного притяжения перешёл в закон всемирного тяготения. Этот закон связал нас, как части одного магнита. И это раз. Во-вторых, на пирамиду книг ты уже забрался. Запомни, Надеждин, двух восхождений не бывает. Тебя предупреждаю я. И это два. И, наконец, конечно я готова носить за тобой и ручку и бумагу. Готова я шептать тебе на ухо бессмертные слова, но и ты старайся, ибо что здесь у вас, то и у нас. И это три. Страстей не надо. От вод, огней, дымов и дураков меня уволь… Они меня пугают».

Она вручила ему одну из двух больших гвоздик и утерянную им тетрадь, слегка подгоревшую, пропахшую дымом, с подмоченными страницами, и медленно «уплыла» в туманную и заоблачную даль.

Надеждин стоял в растерянности, если не сказать сильнее – в полной прострации. Муза – это не шутка. Муза для писателя – это всё. Держа в одной руке гвоздику, в другой тетрадь он был похож на царя. Господь смотрел на его непокрытую голову и думал, что бы на неё нахлобучить: лавровый венок, корону или сразу нимб.

Говоря грубым армейским языком начала XXI века, кто-то поставил Надеждина «раком». Это только кажется, что всё произошедшее, смешно. Но вопрос был поставлен ребром: либо ты делаешь то, к чему стремился, либо не делаешь, но тогда чего волну гнал, зачем другие миры беспокоил.

Надеждин понял, что «попал». Попал туда, куда просто так не попадают. А если попадают, но не служат, то выходят только предателями и где-то пропадают. Это не должность в Союзе писателей, где из групповщины родятся «бессмертные» романы о «пастырях и пастве». Это даже не место в очереди к окошку банкомата в банке, где всюду броня, ибо в твоё высокое сознанье никто в мире денег не верит, и всегда готов настучат дубинкой – демократизатором по твоей голове. Это….

Надеждин даже боялся думать над тем, что это. Такую ответственность он вдруг увидел впереди. Он как мог утешал сам себя. Мол, Муза не переложила всю ответственность на него. Она его просила, хоть и требовательно, но только об одном – трудиться над начатой книгой. Она намекала, что у них у Муз – один за всех и все за одного – единый организм. У них там, на верху, малое и великое равнозначно по своей природе, но и малым надо сначала стать. А для этого недостаточно махать чистой тетрадкой стоя на груде книг. Для этого тетрадь заполнит надо мыслью, лучше вечной.

Надеждину стало мучительно стыдно от своих первоначальных мыслей насчёт Музы. Это было кощунство с его стороны, чуть не уничтожившее Дух Святой освятивший его. Но Надеждин, вот чёртов землянин, пьяница, казак и бабник, тут же, хоть и оглянувшись по сторонам, утешил себя мыслью: «Музы навевают мысли нам. Одним мы сочиняем гимны, другим вульгарные стишки. И часто так бывает, что стишок все знают, а гимн никто. А потому и мои мысли могут быть прощены. Я, пока, в оси координат, в нуле, Хотя, какой тут к чёрту нуль, раз Муза посетила». Его охватила усталость и полная опустошённость. Ему было очень хорошо в этой усталости, но как-то, подозрительно покойно, словно покойнику. Такого состояния Надеждин раньше не испытывал никогда.

Для Музы, в состоянии Надеждина ничего нового не было. Она и испарилась только потому, что он был абсолютно пуст, как разряженный аккумулятор дизельной подводной лодки, попавшей в железные сети и долго ерзавшей вверх-вниз, вправо-влево, без всякой возможности всплытия. Так и у Надеждина все донимавшие его мысли, слившись в одну, завели его в сети, в которых он как мог, трепыхался, но наконец, где-то под утро выдохся. По всем земным меркам, ему должно было быть очень плохо, а ему было хорошо. Зевая и падая от усталости, он точно знал, что на самом верху, на самом пике библиотечных книг, его заметил Бог. А что он грохнулся вниз, так-то земное притяжение, которое не хотело его отпускать и грохнуло его тело о библиотечный пол, набив шишку на лбу. Голова Надеждина была пуста, но мысли всё никак не отключались.