— Что же делать, если ты мне не веришь, папа? — озабоченно пробормотал Фончито. — Я тоже не хочу тебя расстраивать. Но как же я могу согласиться с твоей идеей о галлюцинациях, если уверен, что сеньор Торрес — человек из плоти и крови, а не привидение! Лучше уж я больше не буду тебе о нем рассказывать.
— Ну уж нет, Фончито, я хочу, чтобы ты держал меня в курсе ваших встреч, — не согласился Ригоберто. — Пускай мне и трудно принять на веру все, что с ним связано, я убежден, что ты говоришь мне правду. В этом можешь не сомневаться. Если ты и лжешь, то делаешь это без умысла, неосознанно. Ну что, тебе, наверно, уроки нужно делать? Если хочешь, можешь идти. Поговорим в другой раз.
Фончито подобрал с пола ранец и сделал пару шагов к двери. Но не дошел: как будто вспомнив о чем-то важном, он обернулся к отцу:
— Папа, ты о нем такого плохого мнения, а вот сеньор Торрес, наоборот, очень хорошего мнения о тебе.
— Почему ты так думаешь, Фончито?
— Потому что я слышал, что у твоего папы проблемы с полицией, с судьями, ну ты, в общем, и сам знаешь, — произнес Эдильберто Торрес вместо прощания, когда уже попросил водителя остановить на следующей. — Я знаю, Ригоберто — человек безукоризненной честности, и я уверен, что все с ним происходящее очень несправедливо. Если я могу что-нибудь для него сделать, я был бы счастлив протянуть руку помощи. Так ему и передай, Фончито.
Дон Ригоберто не знал, что сказать. Он молча смотрел на сына, который стоял с невозмутимым видом, дожидаясь ответа.
— Он так сказал? — наконец переспросил Ригоберто. — Так, значит, он передал сообщение для меня. Он знает о моей судебной канители и хочет помочь. Я правильно понимаю?
— Все правильно, папа. Видишь, он о тебе очень хорошего мнения.
— Передай, что я согласен, передай, что с радостью. — Ригоберто наконец овладел собой. — Ну разумеется. В следующий раз, как только он появится, поблагодари его и скажи, что я буду рад побеседовать. Где ему удобно. Быть может, у него найдется способ мне помочь, очень хорошо. Больше всего на свете я хочу увидеться вживую и поговорить с Эдильберто Торресом, сынок.
— О’кей, папа, я так и передам, если снова его увижу. Обещаю. Ты убедишься, что это не призрак, а человек из плоти и крови. Ну, я пошел делать уроки. Сегодня нам задали целую прорву.
Когда Фончито вышел из кабинета, Ригоберто попробовал снова залезть в компьютер, но почти сразу его выключил. Он утратил всякий интерес к «Assicurazioni Generali» и к извилистым финансовым операциям Исмаэля. Мог ли Эдильберто Торрес сказать Фончито такие слова? Мог ли он знать о его неприятностях с судебными органами? Определенно нет. Этот мальчишка в очередной раз расставил ему ловушку, и он снова попался как дурачок. А если Эдильберто Торрес назначит ему встречу? «Тогда, — подумал Ригоберто, — я вернусь в лоно церкви, вновь обращусь и проведу остаток дней в картезианском монастыре». Он рассмеялся и пробормотал сквозь зубы: «Какая бесконечная скука. Сколько же в мире океанов глупости!»
Ригоберто поднялся и подошел к ближайшей книжной полке, на которой держал свои любимые книги и каталоги по искусству. Разглядывая каталоги, дон Ригоберто вспоминал выставки, на которых они были куплены. Нью-Йорк, Париж, Мадрид, Милан, Мехико. Как горько смотреть на адвокатов и судей, на безграмотных чиновников, думать о близнецах, вместо того чтобы по утрам и вечерам под звуки прекрасной музыки погружаться в эти фолианты, гравюры, рисунки, вместе с ними предаваться фантазиям, путешествовать во времени, переживать волшебные приключения, восхищаться, грустить, наслаждаться, плакать, вспыхивать и возбуждаться. Он подумал: благодаря Делакруа я присутствовал при кончине Сарданапала в окружении обнаженных женщин, а благодаря молодому Гроссу в Берлине я их раздевал и развращал, пользуясь преимуществами гигантского фаллоса. Благодаря Боттичелли я был Мадонной эпохи Возрождения, а благодаря Гойе — любострастным чудовищем, пожирающим своих детей, начиная с лодыжки. Благодаря Обри Бёрдсли — гомосеком с розой в заднице, а благодаря Питу Мондриану — равнобедренным треугольником.
