Пепин О’Донован не был похож на священника, потому что в разговоре с одноклассником он никогда не затрагивал религиозных тем; он знал, что Ригоберто утратил веру еще в университетские годы, но общение с агностиком, казалось, ничуть его не смущало. В тех редких случаях, когда священник приходил на обед в дом в районе Барранко, после еды они с Ригоберто уединялись в кабинете и слушали классическую музыку — как правило, Баха, Пепин О’Донован был большим поклонником его органных композиций.
— Я был убежден, что все эти явления — это его выдумки, — уточнил Ригоберто. — Однако психолог, который работал с Фончито, доктор Аугуста Дельмира Сеспедес — ты наверняка о ней слышал, она очень знаменита, — она снова заставила меня усомниться. Она определенно заявила нам с Лукрецией, что Фончито не лжет, что все это правда. Эдильберто Торрес существует. Сам понимаешь, она нас окончательно запутала.
Ригоберто открыл падре О’Доновану, что после долгих колебаний они с Лукрецией решили обратиться в специальное агентство («Из тех, в которые ревнивые мужья приходят, чтобы установить слежку за шаловливыми женушками?» — улыбнулся священник, и Ригоберто подтвердил: «Да, из тех самых»), чтобы сыщики в течение недели следовали за нашим мальчиком по пятам, как только он выйдет из дому, один или с друзьями. Отчет агентства («Который, кстати говоря, влетел мне в кругленькую сумму») получился красноречивым, но каким-то сомнительным: мальчик ни разу нигде не общался с мужчинами старшего возраста — ни в кино, ни на вечеринке в семье Аргуэльес, ни по дороге в школу и из школы, ни во время краткого пребывания на дискотеке в Сан-Исидро, вместе с другом по фамилии Пессуоло. Однако на дискотеке Фончито отлучился в туалет, где и произошла неожиданная встреча: там находился тот самый кабальеро, он мыл руки. (Естественно, об этом в отчете агентства не сказано ни полслова.)
— Привет, Фончито, — сказал Эдильберто Торрес.
— На дискотеке? — переспросил Ригоберто.
— В туалете при дискотеке, папа, — уточнил Фончито. Мальчик был уверен в своих ответах, но казалось, что язык его отяжелел и каждое слово дается с большим трудом.
— Пришел повеселиться со своим другом Пессуоло? — На сеньора Торреса было больно смотреть. Он вымыл руки и теперь вытирал их салфеткой, которую вытянул из ящика на стене. Жилет был, как обычно, фиолетовый, а вот костюм — не серый, а синий.
— Почему вы плакали, сеньор? — решился на вопрос Фончито.
— Что, Эдильберто Торрес плакал и там, в туалете на дискотеке? — Ригоберто вздрогнул. — Так же как и в кинотеатре «Ларкомар», когда он сидел рядом с тобой?
— В «Ларкомаре» было темно, и я мог ошибиться. А в туалете света хватало. Он плакал. Слезы катились у него из глаз и стекали по лицу. Он был такой, такой… не знаю, как и описать, папа. Грустный-прегрустный, клянусь тебе. Я видел, как он молча плачет, ничего не говорит и смотрит на меня с такой тоской! Он по-настоящему мучился, и мне от этого было нехорошо.
— Простите, сеньор, но мне нужно идти, — пробормотал Фончито. — За дверью меня дожидается друг, Курносый Пессуоло. Мне ужасно больно видеть, что вы плачете, сеньор.
— Так что, Пепин, сам видишь, тут шутить не приходится, — подвел итог Ригоберто. — Он сказку нам рассказывает? Или бредит? Или это галлюцинации? Не считая этой темы, Фончито, когда говорит о другом, кажется абсолютно нормальным. Его школьные отметки за последний месяц такие же хорошие, как и раньше. Мы с Лукрецией уже не знаем, что и думать. Он что, сходит с ума? Или это нервный подростковый кризис, преходящее явление? Может, он просто хочет нас напугать и привлечь к себе все наше внимание? Вот почему я пришел, вот почему мы подумали о тебе, старик. Я буду твоим вечным должником, если ты согласишься помочь. Я уже говорил, о тебе первой подумала Лукреция: «Почему бы тебе не переговорить с твоим другом, падре О’Донованом?» Она же верующая, ты знаешь.
— Конечно, я помогу, а как же иначе, Ригоберто, — еще раз подтвердил священник. — Но только если Фончито сам согласится на разговор. Это мое единственное условие. Я могу зайти к вам. Или он может прийти сюда, в церковь. Или мы встретимся где-нибудь еще. В любой день на этой неделе. Я уже понял, как это для вас важно. Обещаю сделать все, что будет в моих силах. Но главное — и это обязательно: не принуждай мальчика. Просто предложи, и пусть он сам решит, встречаться со мной или нет.
