— Да и не только в Пьюре, — горячо подхватил сержант. — Мы, братец, по всему Перу ни пришей ни пристегни. Но все-таки уверяю, что по крайней мере я за все годы, с тех пор как надел форму, ни разу не вымогал денег. Поэтому и живу беднее любого побирушки. А если вернуться к дону Фелисито, то, по правде сказать, дело не продвигается из-за плохой технической подготовки. Графолог, который должен был нам помогать, сейчас в отпуске — ему геморрой удалили. Только представьте: все расследование встало из-за потревоженной задницы этого сеньора.
— Ты хочешь сказать, у вас до сих пор нет ни единой зацепки? — допытывался Обезьян.
Литума мог бы поклясться, что Хосе взглядом умоляет брата переменить тему разговора.
— Зацепки-то имеются, да только все очень зыбко, — вздохнул сержант. — Но рано или поздно они сделают неверный шаг. Проблема заключается в том, что в Пьюре сейчас действует не одна мафия, а сразу несколько. Но они все равно попадутся. Они всегда в чем-то прокалываются и сами себя выдают. К сожалению, до сих пор они не допустили ни единой ошибки.
Литума попробовал еще порасспросить о Тибурсио и Мигелито, и ему снова показалось, что эта тема Хосе не по нраву. В какой-то момент братья даже заспорили.
— Вообще-то, мы с ними познакомились совсем недавно, — несколько раз повторил Хосе.
— Как это недавно — лет шесть прошло, если не больше, — поправил брата Обезьян. — Забыл, что ли, как Тибурсио возил нас в Чиклайо на грузовичке? Когда это было? Тыщу лет назад. Когда у нас еще та сделка не выгорела.
— А что это была за сделка?
— Мы задумали, продавать сельскохозяйственную технику в северные общины и кооперативы, — пояснил Хосе. — А эти стервецы так и не заплатили. Опротестовали все заключенные договоры. Мы тогда потеряли почти все, что вложили.
Больше Литума не приставал с расспросами. В ту ночь, попрощавшись и поблагодарив братьев Леон за ужин, добравшись на маршрутке до своего пансиона и улегшись в постель, полицейский еще долго не спал, размышляя о своих двоюродных братьях. Особенно о Хосе. Что же в нем было не так? Только ли его рисуночки на деревянном столе? А может, и в поведении его было что-то подозрительное? Хосе проявлял странную нервозность всякий раз, когда в разговоре всплывали сыновья дона Фелисито. Или же Литума сам додумывал эти странности из-за того, что расследование не продвигалось? Что теперь делать — поделиться своими сомнениями с капитаном Сильвой? Нет, лучше подождать, пока его призрачные подозрения не обретут четкий контур.
Однако первое, что Литума сделал в комиссариате на следующее утро, — это рассказал обо всем своему начальнику. Капитан Сильва слушал внимательно, не перебивая, делая пометки в маленьком блокнотике; карандаш у него был такой крошечный, что из-под пальцев и не разглядишь. В конце концов капитан пробормотал: «Тут, мне кажется, ничего серьезного нет. Никакого следа, Литума. Твои братья, по-моему, чисты, как девственницы». Но потом он еще долго молчал, раздумывал, покусывая карандаш, точно окурок. Наконец капитан принял решение:
— Знаешь, что мы сделаем, Литума? Еще раз побеседуем с сыновьями дона Фелисито. Судя по твоему рассказу, мы пока что не весь сок выжали из этой парочки. Нужно еще немножко поддавить. Вызови-ка их на завтра — естественно, по отдельности.
В этот момент в дверь постучал дежурный полицейский, потом в кабинет просунулось его юное безусое лицо. «Мой капитан, вам звонит сеньор Фелисито Янаке. Дело срочное». Литума видел, как капитан придвигает к себе старый аппарат, слышал, как он здоровается: «Доброе утро, дон». И как просияло лицо начальника — словно ему только что сообщили, что он выиграл главный приз в лотерее. «Мы выезжаем!» — взвизгнул он и повесил трубку.
— Слышишь, Литума, Мабель объявилась. Она сейчас у себя дома, в Кастилье. Давай живее! Что я тебе говорил? Они поверили в нашу сказочку. Они ее отпустили!
Капитан был так счастлив, словно ему уже предстояло вступить в бой с бандой паучка.