Пользуясь случаем, мы ненадолго остановились на проспекте Маклина, у того самого злосчастного дома, в котором чуждая эйнштейновским законам сила протащила меня сквозь время. Крепко обняв Сашу, я попробовал вернуть нас обратно в XXI век. Обошел все уголки подъезда, нажал на все возможные кнопки смартфона – увы, без малейшего результата. Зато моя милая супруга успела выпытать, что именно я чувствовал тогда, почему оставил артефакт на чердаке, как, и главное с кем, вернулся за ним через два года. За вопросами явственно проглядывала ревность к белокурой баварке, лишь каким-то чудом мне удалось не проболтаться про зажигательное порношоу, устроенном мной и Мартой пятью этажами выше, прямо на глазах у чекистов.
К искомому адресу в Дровяном переулке подкатили хорошо за полуднем. С чистого морозца воздух в коридорчике дряблый, рыхлый и потный; висит на невидимой веревке темной банной простыней. Отворившая двери матрона вместительна и широка, как банный таз. На руках девочка лет двух. За подол линялого сатинового халата держатся парни-погодки постарше, большие головы настороженное крутятся на длинных тонких шейках. С кухни, откуда-то из-за поворота, доносится перемежающийся плеском воды свист стаи примусов.
Встречают по одежке; матрона окинула нас подозрительным взглядом, посторонилась, лишь распознав в моей руке символ власти – кожаный портфель. Недобро нахмурилась, с усталым безразличием буркнула:
— Че нужно-то?
— Мне бы хотелось кое-что забрать, — начал я. — Письма отца…
И тут понял – заранее продуманная история не имеет ровно никакого смысла. Призванные скрыть обман слова пусты и никчемны на фоне неимоверной простоты бытия. С действием, напротив, следует поспешить. Секундная заминка, щелчок пряжки, и я протягиваю матроне вытащенную из портфеля сахарную голову – обернутый в бумагу кусок желтой сладкой субстанции в форме крупной, с мужской кулак, винтовочной пули.
— Возьмите.
Дети равнодушны; они явно не знают как выглядит первейшее лакомство эпохи. Зато пыхнувшие надеждой глаза женщины красноречивы – этого хватит. Но Саша торопливо добавляет к первой голове сахара вторую. Барьеры морали и права рассыпаются в труху – за такое сокровище тут можно все. Вспороть обшивку двери? Всего-то? Ничтожный пустяк, только пожалуйста скорее, пока не увидели соседи.
Старая холстина и войлок легко поддаются под специально припасенным коротким – не напугать бы кого – сапожным ножом. Вот показалась филенка… через мгновение я кричу от радости:
— Нашел!
Конверт в руках. На ощупь понятно – паспорт XXI века там, внутри, без обмана!
— Большое вам спасибо, — благодарит хозяйку вежливая Саша.
Я далек от подобных сантиментов – уже с лестничной площадки тороплю жену:
— Пойдем, пойдем скорее!
— Га-а-а-ли-а! Кто там пришел?! — несется с кухни вслед нам запоздалый вопрос.
Гнаться за нами, понятное дело, никто не собирается. Но ноги несут сами – я пришел в себя только отмахав чуть не бегом пару кварталов:
— Сашка! Сам себе не верю! Мы это сделали!
— Радуешься?
— Спрашиваешь! Боялся, что поездка обойдется намного дороже!
— Ты обещал, — вкрадчиво напомнила Александра.
— Будут, будут тебе туфельки и чулочки! — беззаботно рассмеялся в ответ я. — Все успеем, у нас уйма времени!
И правда, обратно на вокзал возвращаться рано. Скорые поезда между столицами по древней канцелярской традиции ходят в ночь – сон сокращает путь с чертовой дюжины до пары часов, совсем как машина времени. Командировочные же, назло здравому смыслу, насчитываются бухгалтериями сразу за двое суток.[25] Наглядный пример "все как было, только хуже" – постельное белье к матрасам при большевиках не выдают.
Задержка не огорчает. Провести полдня на улицах великого города – не беда, а удача. Тем более, яркие солнечные прострелы между домами старательно намекают на главный признак весны: конские яблоки уже не замерзают. Обрадованные расширением кормовой базы стаи воробьев соревнуются с дворниками – кто быстрее раструсит навоз в грязи мостовой. Редкие безкалошные граждане проклинают липкую едкую слякоть нежданной оттепели, но наши с Сашей подошвы надежно защищены «Красным треугольником»,
