Когда я начал говорить это, Лилли пыталась возражать. Она привыкла осуждать себя, все эти годы мазохистски каялась в воображаемой вине, с ощущением которой не хотела расставаться. Раньше я считал, что она не хочет смотреть мне в глаза, потому что я не смог найти Джимми; как и она, я привык мучить себя угрызениями совести. Таковы последствия изгнания из рая. Осознанно или нет, но все мы чувствуем пятно на душе и пользуемся любой возможностью соскрести это пятно стальной щеткой.
Я держал в объятиях это дорогое мне существо, уговаривал, пытался убедить в том, что был жадным эгоистом и восемь лет назад едва не заставил ее пожертвовать ради меня своим будущим. Намеренно снижал сложившийся у нее мой образ. Это оказалось самым трудным делом на свете… потому что, обнимая Лилли и вытирая ей слезы, я понимал, что все еще дорожу ею и отчаянно хочу, чтобы она вспоминала обо мне светло, хотя мы больше никогда не будем любовниками.
— Мы поступили правильно. Оба. Если бы восемь лет назад мы этого не сделали, — заключил я, — ты бы не нашла Бена, а я Сашу. Это были самые драгоценные мгновения в нашей жизни — твоя встреча с Беном, а моя с Сашей. Святые мгновения.
— Я люблю тебя, Крис.
— А я тебя.
— Не так, как когда-то.
— Знаю.
— Лучше.
— Знаю, — повторил я.
— Чище, чем прежде.
— Можешь не говорить.
— Не потому, что я была готова пойти против всех и любить тебя, несмотря ни на что. Не потому, что ты другой. Теперь я люблю тебя, потому что ты — это ты.
— Барсук… — сказал я.
— Да?
Я улыбнулся.
— Закрой рот.
У Лилли вырвался не то смешок, не то всхлип. Вернее, и то и другое. Она поцеловала меня в щеку и села на место, слегка успокоившаяся, но все еще снедаемая страхом за сына.
Саша поставила на стол другую чашку. Лилли взяла ее за руку и крепко сжала.
— Ты читала «Ветер в ивах»?
— Нет, пока не познакомилась с Крисом, — ответила Саша. Даже при свечах на ее щеках были видны слабо мерцавшие дорожки слез.
— Он называл меня Барсуком, потому что я заступалась за него. А теперь он мой Барсук. И твой тоже. А ты его, правда?
— Она здорово умеет размахивать дубиной, — отозвался я.
— Мы найдем Джимми, — сказала Саша, избавляя меня от необходимости повторять это немыслимое обещание, — и привезем его тебе.
— Ворона у тебя? — спросила Лилли.
Саша вынула из кармана лист бумаги и расправила его.
— После ухода копов я осмотрела спальню Джимми. Обыск был небрежный. Я подумала, что они могли что-то проглядеть. Это лежало под одной из подушек.
Я поднес листок к свече и увидел сделанный чернилами рисунок летящей птицы в профиль, с крыльями назад. Под рисунком было тщательно выведено от руки:
«Луис Уинг будет моим слугой в аду».
— Какое отношение имеет к этому твой свекор? — спросил я Лилли.
Ее лицо снова потемнело:
— Не знаю.
Бобби вернулся с крыльца:
— Пора ехать, брат.
Теперь все видели, что рассвет недалек. Солнце еще не вышло из-за восточных холмов, но небо посветлело, превратившись из черного в пыльно-серое. Задний двор казался не ночным пейзажем, а карандашным наброском.
Я показал Бобби рисунок.
— Может быть, это не имеет отношения к Уиверну. Может, у кого-то зуб на Луиса.
Бобби изучил листок, но не поверил, что похищение было всего лишь фактом мести.
— Как бы там ни было, следы ведут в Уиверн.
— Когда Луис ушел из полиции? — спросил я.
Лилли ответила:
— Он вышел в отставку четыре года назад, за год до смерти Бена.
— И до того, как в Уиверне все полетело кувырком, — заметила Саша. — Так что, возможно, эти вещи не связаны друг с другом.
— Связаны, — заупрямился Бобби. Он постучал пальцем по листку. — Слишком зловеще.
— Нам нужно поговорить с твоим свекром, — сказал я Лилли.
Она покачала головой.
— Невозможно. Он в Шорхейвене.
— В интернате для престарелых?
— За последние четыре месяца у него было три инсульта. После третьего наступил паралич. Он лишился речи. Врачи говорят, долго не протянет.
Высказанная Бобби характеристика «слишком зловеще» относилась не столько к словам, сколько к самой вороне. От рисунка исходила злобная аура: перья стояли дыбом, клюв был открыт в безмолвном крике, когти растопырены, и даже глаз, представлявший собой простой белый кружок, излучал гнев и ненависть.
