На левом берегу Волхова виднелся детинец. Толстыми дубовыми городнями он опирался на высокую каменистую осыпь. Множество вежей грозно смотрело узкими бойницами на реку. Высоко над стенами сверкали золоченые купола Святой Софии. Совсем как в Киеве. Недаром Новгород кличут полуночной столицей. Есть чем очи порадовать.
У моста стоял вирник в синем плаще и собирал плату.
— Одна резань! Одна резань! Не стесняйтесь, проходите! В Святой Софии скоро к обедне зазвонят! Торопитесь, люди православные!
Радим вопросительно посмотрел на Умилку. У него не было и резани.
— Мы через мост не пойдем, — заявила девушка. — Княжье дворище, где посадник бытует, на этом берегу. Вон частокол за площадью видишь?
— Вижу.
— Нам туда.
Княжье дворище, известное как Ярославово, было крепким острогом. Ограда в два человеческих роста плотно окружала многоярусный терем и хозяйственные постройки. Поодаль виднелась небольшая церковь. Она была посвящена Святому Олаву, королю и крестителю Норги, много лет назад попытавшемуся вернуть власть над своей страной с помощью великого князя Ярослава, но павшему в битве.
— Мы пришли. Вот хоромы посадника.
— Благодарствую, Умилка. Чем смогу, отблагодарю. Хочешь, приходи сюда завтра поутру. Думаю, я разживусь чем-нибудь у боярина.
— Не надо, Радим. Братья и так много у тебя отняли.
— Значит, мы больше не увидимся? Радиму отчего-то стало грустно.
— Все может статься… Прощай, Радим!
— Счастливо, красавица!
Умилка шмыгнула между прохожими и затерялась в толпе. Радим, тяжело вздохнув, постучал в калитку.
— Кто таков? — спросил привратник — дюжий детина в железном доспехе.
— К боярину. Слуга его верный Радим пожаловал.
— Первый раз о таком слышу.
— Я в Новгороде доселе не был. Потому обо мне и не говорили.
— Ты из каких краев?
Радим задумался — аи впрямь, из каких он краев?
— Из земли низовской. Пусти меня к боярину, он все тебе скажет, ежели захочет.
Привратник хмыкнул, оглядел скомороха с ног до головы и освободил проход.
— Эй, малой! — крикнул он холопчонку. — Проводи человека к боярину. Он сейчас плотничает.
— Слушаюсь, господин…
Радим последовал за холопчонком в обход терема. Они прошли мимо птичьего двора, миновали конюшню, в которой юный конюх натирал бока двум породистым жеребцам. Далее виднелся небольшой навес. Там были сложены бревна, поленья и свежеструганые доски. Около грубо сколоченных козел расположились несколько человек. Двое, в поту и опилках, возились с какой-то деревянной конструкцией, трое других стояли рядом и давали указания.
— Не эту! Вон ту, балда, досочку бери!
В белой шелковой рубахе, голубых шароварах и расшитых золотыми узорами яловых сапожках Остромир и без слов выглядел хозяином. За три года, что Радим его не видел, боярин совсем не изменился. По-прежнему аккуратно причесан, светел ликом и прям осанкой. Может, чуток погрузнел в животе, однако это ему не мешало. Наоборот, придавало солидности.
Рядом с Остромиром стояли другие видные люди. Один, одетый во все черное, включая длинный плащ с колпаком, держал руки скрещенными на груди. На пальцах черного человека блестели драгоценные перстни. Опытным взглядом Радим определил, что камушки в украшениях редкие, яркие, чистой воды се-марглы. Второй товарищ боярина был разодет еще пышнее. Его грузное тело еле вмещалось под парчовую накидку, перекинутую через плечо. Руки богатея были унизаны браслетами и кольцами, на шее висело несколько золотых цепей с драгоценными подвесками, крестообразная фибула на груди сверкала прозрачными адамантами.
— Господин! К вам гость! — громко сказал холоп-чонок.
— Кто еще пожаловал?
— Доброго здравия, светлый боярин! — Радим склонился в поклоне.
Остромир сильно удивился. Его брови поползли вверх, усы зашевелились.
— Неужели Радим? Давно о тебе даже слуху не было. Какими судьбами?
— За вашей милостью, светлый боярин!
— Что-то новое… Раньше ты от меня все ускользнуть норовил.
— Напраслину возводите, господин светлый боярин! Просто я своим был промыслом занят, а вы своим. Не вините сирого. Нынче только вы мою голову спасти можете.
— Что случилось?
Остромир заметил, что все вокруг прислушиваются к разговору. Он нахмурился:
