Скоморох - страница 83

Шрифт
Интервал

стр.

— Я… э… ме… — Радим заговорил заплетающимся языком, имитируя пьяную речь. — Мне… э… по нужде…

— Далеко не ходи. Сюда за угол, а потом возвращайся в хоромы.

— Ох… Я… э…

Беглец зашел за баньку и оказался в тупике. Слева один сруб, справа другой, а прямо перед носом высокий плетень, отделяющий двор Боровичка от соседнего. Долго размышлять Радим не стал. Цепляясь за бревенчатые венцы, он вихрем взобрался на крышу баньки, откуда одним прыжком перемахнул через забор.

На него с лаем бросились лохматые псы. Подхватив с земли полусгнивший дрын, Радим пустил им в собак. Те, что потрусливее, еще во время замаха показали хвост, а единственный смельчак завертелся на месте, получив удар в грудь. Воспользовавшись его замешательством, скоморох добежал до ближайшего строения. Здесь пришлось повторить ловкий трюк — молнией взлететь на самую крышу. На мгновение остановившись, беглец оценил положение. Окольная улица осталась где-то справа, чтобы до нее добраться, придется миновать еще пару дворов.

На этот раз он не стал спускаться. Скинув сапожки, скользкие от налипшей грязи, Радим босиком засеменил по кромкам оград. Раскинув в стороны руки — в каждой по сапогу — он искусно удерживал равновесие, пока не спрыгнул на улицу. Через полсотни ударов сердца, обувшись и стряхнув пот со лба, довольный собой скоморох уже бежал прочь от Городища…

Темнота царила беспросветная, а потому Радим не сразу понял, обо что запнулся. До него дошло, что это была специально подставленная клюка, когда он услышал человеческие голоса и увидел опускающуюся на голову дубину. Попытка увернуться не увенчалась успехом. Сознание покинуло беглеца.

Глава 2

Посреди почерневших от пожара развалин, в бывшем подполе спаленной избы горел тусклый костерок. Вокруг сидели два чумазых отрока и одна растрепанная отроковица. Их рубахи, подпоясанные обрывками волосяных веревок, представляли собой смесь заплат и незалатанных дыр, спины были прикрыты от ночного холода потертыми дерюгами. Ступни босых ног повернуты к тлеющим углям. Чуть в стороне, между обломками рухнувшей притолоки, лежал обнаженный бородатый мужчина, на вид чуть старше тридцати годов. Его руки и ноги были опутаны ивовыми прутьями, так что он не мог и пошевелиться.

Отроки перебирали тряпье, снятое с мужчины, а девчонка пересчитывала монеты, высыпанные из мошны на холщовый лоскут. Глаза юных татей светились радостью, на лицах играли улыбки.

— Богатая добыча, Зяма! Сыто заживем! — закончив с монетами, сказала отроковица.

— Скока там?

— Много! У меня пальцев не хватило. Ни на руках, ни на ногах.

— У! Хоромы купим и холопов!

— И сапожки знатные! С фигурной вышивкой!

— Не… Зачем нам хоромы? Мы ж люди вольные. Ты бока, что ли, пролеживать хочешь, Куря? Умилка и та согласится — купим струг и уйдем варяжить.

— Боюсь, на струг все ж не хватит. Зяма, может, как наши родничи хотели, уйдем в лес, поставим двор, улей, бортничать зачнем?

— Умилка, ты же помнишь, чем то для родничей обернулось.

— А мы тихо уйдем, и подальше от Новгорода.

— Все одно, ежели не люди бискупа, так княжьи тиуны нас найдут. Тогда либо каждый год отдавать будешь, либо пожгут.

— Неужто, Зяма, скрыться от них никак нельзя?

— Никак. Бискупу Бог помогает. А Бог — всемогущ.

— А нам он почему не помогает? Я к Святой Софии каждую седмицу хожу.

— Отчего ж не помогает? Смотри, какую добычу подарил. Ты столько серебра раньше видела?

— Только у княгини, когда она к Пасхе выходит и милостыню несет.

— То-то и оно!

— Зяма, — вмешался в беседу Куря, — а что с этим мужичонкой делать будем? Он в себя приходит. Стукнуть еще разок?

— Можно и стукнуть. А потом придушить надо. Он нас видел, потом узнает — бед не оберешься.

— Братишка, зачем! Он же в беспамятстве! Бросим тут, уйдем скорее! — сказала отроковица негодующе.

— Тут нельзя. В Городище все знают, что мы в погорельцах бытуем. Он быстро найдет, кто его огрел да общипал. Придется прятаться. Нам се надо, Умилка? Да и потом, смотри, он уж очухался, нас слушает, запоминает. Придушим, и дело с концом.

— Пощадите! — подал голос Радим, очнувшийся от нестерпимого холода. — Я ничего не помню. А если и помню, забуду быстро, — только скажите.


стр.

Похожие книги